Том 15 (XVII век)

И егда она увидела Брунцвика, велми бо бе дороден молодец, и рече: «Молодцу милый, како семо[1243] пришел еси?» И начат дивитися сему и рече: «Повеждь ми, како мог приити семо?» И рече: «Африко милая ми, отецъ посла семо, король Олибриус. А обещася мене пропустити сквозь железная врата, аще тебе могу добыти». Девица же Африка рече: «Милый друже Брунцвик! Не мощно сего слышати глаголания. Аще бы еси ты и тысячи человек силы в собе имел силных и удалых, то бы тобе толко с тыми великими зверками битися, которых мимо шелъ еси, а не с здешними морскими потворами и зверскими розноличными потворами, сиречь с чюды морскими. Токмо скажи ми, милый Брунствиче, спят ли тые звери у первых и у других и у третьих врат, иже еси мимо прошел како?» Брунцвик рече: «Девице милая Африка! Скажу ти о том, — спят и будут спати долго». «А когда же спят, то, милый Брунцвиче, поди борзо из града бережно, чтобы тые звери не услышали, а отцу моему скажи, что здрава велми, а како меня он хоронил[1244] за то ему бей челомъ». Брунцвик рече: «Милая ми девица Африка! Аще ли ми быта живу или умрети, в том ся воля Божия буди, а либо зло, а либо добро будет, а без тебя отсюду не иду».

Егда же то услыша Африка девица, и начат на него смотрити, и почала его велми целовати, и посади его подле собя, и обня его, и начат к нему с плачем глаголати, и рече: «Милый Брунцвиче! Когда уже не хощеши поити без мене отсюду, даю тебе перстень свой, да прошу у тебя того, — не забудь, колика[1245] тебе страх какой-либо приидет или с ким битися станешь, не мешкаючи положи его на правый перстъ. Той бо перстень против 24 человекъ силы имеет, а нечистые противу тому аще бы и сто перстнев имел, а против тому никако бо не мог стояти, и не токмо на единем, но и на всех аще бы по толику имел, никако бо не мог стояти против того. Отецъ мой неколико тысечей возложи на руки и иным дал наложити, хотячи мене отняти себе же, и не може ничтоже учинити. Како паки ты, един будучи, а хощеши мене добыти? О злый и неверный мой отче! Лутчи бы сам мене во своем царстве убил, нежели теперь такую великую жалобу[1246] сотворил. Посмотри бо и виждь, мой милый Брунцвиче, моих поясов златых, обвязаша бо мене двема хвосты гадовыми до пояса; а на всякий день до полудни, иногда же до вечера, мой василискъ, алюбо[1247]

драк, сииречь змей, обвязывает мя теми хвостами гадьеми, а целую паки ночь, а иногда до полудня чиста есми телом без тых хвостов гадовых. А имеет обычай, иже имеет лежати со мною с полудня три годины[1248], и лежит до темные ночи на моем лоне, а иного ничего со мною не делает, толко для потешения имеет мя. А ту буди ти ведомо, милый ми Брунцвиче, будет еще с полчаса не отойдешь от мене прочь, то ти горе и беда почнется».

Видячи же то Брунцвик и слышав от нея, и начат Богу молитися о помощи, дабы ему помоглъ против тех грозных и страшных речей[1249]. И егда же прииде час той, тогда драк-василискъ начат подыматися в той своей скинии, алюбо в печери

[1250],[1251] сииречь в ложницы[1252]

своей, тогда потрясеся весь град. Тогда Африка рече: «Помни себе, Брунцвиче, не устрашайся и не ходи отсюду никуда. Уже бо приспе час попечению твоему, никогда бо такова страха не слыхал, не видал». В то бо время воста крикъ и пискъ, великий звук от гадов, иже бы коли четыре трубачи трубили велми силно, и от того бы писку и звуку не слыхать бы того было трубения. И егда же поиде со всех стран многое множество гадов и ящериц великих и иных потворов ядовитых, хотячи Брунцвика убити, Брунцвик же начат им боронитися своим мечем, иже начат их по пятидесят единым ударом пресекати, и побивати их почат много, они же болше того, прибываше их. Инии бо толсти, яко бревно, а инии дьяволскими гласы кричаху. Брунцвик же того ничего не устрашися, ни убояся, с ними мужескы бися и бродяше до пояса в гаду[1253].[1254] Лев же их такоже начат торгати[1255], начат з города метати яко окнами[1256].