Том 15 (XVII век)

По некоторых днех сташа збиратися родственники того купца за моря торговать. Сынъ же купцев услыша то и прииде ко отцу своему и рече: «Государь мой милостивый батюшка и милостивая матушка, сотворите надо мною свое отеческое милосердие! Ныне збираютца дядья за моря торговать. Дайте мне триста рублев и отпустите с ними!» Отецъ же его даде триста рублевъ и отпусти, и наказа родственником своим, дабы его ни в чем ни покинули. Онъ же поклонишася им, и поехаша в корабле.

По наказании[294] же сына своего, и вручи родственикомъ своимъ, даде ему триста рублевъ, и отпустиша с великою печалию. Сынъ же купцевъ вземъ у отца и матери деньги, взял и благословение получилъ, паде, поклонися имъ, и сяде на корабль.

И ехоша три года и три месяца по морю, и приехаша в царство некоего града, и престаша у брегу. Они же взяша дары и поидоша к царю, потомъ ста торговати и такожъ и товаровъ закупати. Купецкий же сынъ, ходя за ними, применяяся к товаромъ и ничего не купитъ.

Потомъ же выде на площетъ и видехъ: по торжищу жидовинъ немилостивно мертвое тело влачаше; он же, не смея к нему приступити и вопрошаше, чесо ради волочитъ. Потомъ же виде во вторый и в третий — жидовин паки то тело влачаше.

Он же приступи к нему и вопроси жидовина: «Чесо ради сие ты мертвое тело волочишъ?» Жидовин же отвеща ему: «За то сие мертвое тело влачу: сей человек бысть християнин и взяша у меня в животе своемъ[295]

взаемъ денегъ триста рублевъ. Я же у него просяше, онъ же мне не отдаде, в том и умре. После умертвия его прихождаше к сродникомъ его и просяше, они же мне не отдаша, и я вынул его из могилы и таскаю по торжищу имъ в поругание и в посмеяние, дабы они мертвое тело скупили». Купецкий же сынъ рече: «Жидовине немилостивый, отдажъ ми сие тело мертвое, а у меня возьми за него триста рублевъ!» Жидовинъ же рад о томъ бысть и взя у него деньги, а тело мертвое отдаде ему.

Потом же тот купецъкий сынъ взяша тело и не ведаетъ, куды схоронити, и не смеет идти к дядемъ своимъ на корябль, и размышляше в себе: «Како я приду и что себе сотворю? Сродники мои меня спрошают, что за товар купилъ, и станут мне смеятца, такожъ скажут отцу моему, и мне от того будет великой срамъ, а родителемъ моимъ — велия[296] печаль. Не поиду ныне к нимъ и не скажю, и поиду на другую страну пристанища морскаго, и найду корабелщиковъ иных, авось либо поверятъ и свезут ко отцу моему!» Тело же спрята во удобное место, а самъ поидоша искати корабля.

И придоша на пристанища морское и видеша корабль. Онъ же имъ, падъ, поклонися. Они же вопросиша его, что за человекъ, ис которого града и чесо ради семо пришел еси. Он же имъ поведа всю правду: «Аз, господие, такого града и такого отца сынъ». Они же реша ему: «Мы знаемъ добре отца твоего. Токмо чесо ради семо[297] пришелъ?» Онъ же отвеща имъ: «Аз егда поехалъ от отца своего с сродниками своими в сие царство с товаромъ, и на море корабль нашъ разбиша, а мы вси оскудеша и ныне не имеемъ, что дати в наемъ — доехати до отца моего». Они же реша ему: «Мы отца твоего знаемъ. Садися в корабль без найму, мы довеземъ тя до отца твоего». Он же паки, пад, поклонися имъ: «Господа мои милостивыя! Азъ зде бых з дядею своимъ. Он же, дядя мой, с такой печали, что корабль разбиша, и умре, а похоронить в семъ царстве негде, понеже некрещеные живутъ». Они же реша ему: «За хлебъ, за соль отца твоего не токмо единое мертвое тело клади в корабль, хотя десять!» Онъ же велми о томъ возрадовася, и принесе мертвое тело, и положиша в корабль, и поплы по морю.

Сродники же ево хватишася и ста по граду искати, и не обретоша нигде. И поехаша до царства своего. И какъ приехаша ко отцу ево, отецъ же ево и мати вопросиша о сыне своемъ. Они же поведаша: «Не вемы, где осталъ». Они же, отецъ его и мати, горко о томъ плакаше, о разлуки сына своего.

Сынъ же купцев съеха со ономи купцами и приеха ко острову, на нем же манастырь чудотворца Николая[298]. А как купцы сташа с коробля и поидоша молебное пение воздавать. Онъ же сниде с корабля и пад, и имъ поклонися: «Господа мои милостивыя, аще вы отца моего знаете, то сотворите такую любовъ, дайте мне сто рублев. А когда ко отцу моему приедемъ, то въторицею[299]

имамъ вамъ заплатити». Они же даша ему. Онъ же наня ерыжных[300] и отнесе мертвое тело в монастыръ, и погребе его чесно, и разда по немъ сорокоусты[301]. Сам же размышляше: «Что я сие сотворил? Четыреста рублевъ истратилъ, а что купил, не вемъ! И то отцу моему донесетца, великую скорбь возсприму, а мне великую срамоту доспеетъ. Поиду и куплю лошеть, и поеду от нихъ прочь сухимъ путемъ, и приеду ко отцу своему, выпрошу на выкупку товаровъ еще сто рублевъ и поеду, куды очи несут, чтобъ родителемъ моимъ не было печали». И купи лошеть и поехал сухимъ путемъ. Они же поехаша восвояси.