Том 15 (XVII век)

Тамо же бысть некий купецъ именемъ Викентий, от града Еневы, человекъ постоянный и добронравный, и благоразумный, ничего пустошнаго не глагола, ниже смеяся, и ни смехотворному глаголанию внимая. И некий от купецъ вопроси его, глаголя: «Викентий, ты что седиши печаленъ зело? Чесо ради к симъ глаголомъ ничего не глаголеши?» Викентий же отвеща к нимъ, глаголя:

«Господие мои и братия возлюбленная, кая ваша смехотворная словеса слышю и недоумеваюся, и къ сердцу ихъ не прилагаю. Еже, воспоминая жены своя, смехотворно глаголати, или, ведая их безпорочное житие, за нихъ не поручитися, то бо есть сожителницы своей самое презрение и немилосердие. От коегождо насъ разве кто каков порокъ весть[319]

за женою своею и во мнении злом пребывает, и за ню ручатися не хощет. И по семъ видимому не вемъ, коею радостию таковых, господие мои, уподобляете, яко разве кто таковый порокъ ведаетъ за женою своею, что она мужю своему неверна в домовном житии. И тии мужие во злом мнении отъезжаютъ в путь свой, всегда воспоминаетъ злым жену свою, и чада, и рабы, и рабыни. Таковый бо всегда долженъ быти имать в печали и не в смехотворении, и отнюдь бы того зла не воспоминати, и всеконечно мощно в забвении такову жену в дому своемъ предати. И се убо воистинну вемъ, яко может быти тому человеку добрейшему и радостному, егда ведает в дому своемъ оставлену благонравную жену свою, с нею же купно приобретают благопрепитания себе и чадомъ своимъ, и рабомъ, и рабыням. И который мужь и жена другъ о друге любезно прилежатъ[320]

, тамо всякое согласие бываетъ и приобретение. А идеже несть любви и сожития, тамо всегда раздоры и нестроения, и другъ от друга разлучившеся, всегда глаголютъ злая — мужь про жену, а жена про мужа все злое вещаетъ, и всегда в радости не зъезжаются. Тогда токмо и радуются, егда другъ от друга разлучаются». И паки рече Викентий: «Аз же, господие мои и братия, смело изрещи могу и похвалитися добродетелною моею женою, яко вселюбезно и нелицемерно со мною живетъ и добре домъ мой без мене управляет, и честь свою безпорочно хранит, понеже даровалъ ми ю есть Господь Богъ добронравну и добродетелну ко странным и убогимъ, и благоприятну къ чадомъ, к рабом и рабынямъ милостивну и разсудителну, и во многомъ моемъ имении крепкоблюстителну, и никоея тщеты не творящю. И того ради азъ люблю ея всею душею моею и во многом моем имении веру имею без сумнения к ней. И, вемъ ея благочестие, вседушевно за ню ручаюся, что она мне ни в чемъ не изменитъ и доброго своего нрава не пременит. И аще бы любезнейшая жена моя мене не любила и имение бы мое тощила[321]

, и которое бы пронырство и лукавство хотя единожды учинила, и аз бы не токмо изрядною ея красотою возжделенъ не быхъ и в толиком своемъ имении ей не поверилъ, но никогда бы моглъ к ней возвратитися, ниже ю видети радостнымъ лицемъ, но всегда странствовалъ и былъ с печали убогъ и безприютенъ, и благополучия бы во своихъ купеческихъ делахъ с великия печали никогда имети моглъ».

И тем похвалным Викентиевым словам супостат диаволъ позавиде. Купецъ Амбросий, иже от града Пляцентии, воста и нача глаголати: «Любимый мой господине Викентий! Что ты намъ про жену свою глагола, не можем в томъ веру яти, ибо вся быти в добродетелных женахъ могло и может быти, дабы жены наша без насъ, мужей своихъ, были во всем добры и с нами бы жадныхъ[322] делъ не имели. Но понеже мы всегда странствуемъ и от любви ихъ на многое время разлучаемся, а в домехъ своих имеемъ всякое преполнение и изобилие, и есть вещь явственна, яко жены, во младости и во всяком изобилии оставлшиися, по своей воли живущия, зело друголюбны и не постоянный суть бывают, и скоро имутъ веру беседамъ сказания. Показуютъ при юношахъ мяхкая глаголания и плясания, и радостны ся творят о похотной вещы. Юноши же, видяще ихъ благоприятных к себе, радостне с ними беседующих, наипаче к таковой любви безстыдно прилепляются. И всякими кознми и злохитростми онехъ подходятъ, и с праваго пути совращаютъ, вселюбезно во блудныхъ похотехъ пребывают и всякими дарами онехъ юношъ дарятъ. Гораздо с трудностию такову нашю жену купеческую мочно обрести, которая бы к такову диаволскому совету не пристала, ко юношы во своей младости не пребывала, и дарами бы ихъ не дарила, и ко прелести бы ихъ къ себе не вдавала. А ты, господине мой Викентий, зело жену свою над инеми нашими женами похваляешъ, но и во всякой добродетели возносишь. Смелъ бы я с тобою о тысящи златыхъ заложитися! Хотя азъ жены твоея не знаю, токмо о семъ гораздо вемъ, что она от мене не отстоится, имать быти должна в моей воли».