Том 15 (XVII век)

«Повесть о купце», созданная на основе сказочного сюжета о «благодарном мертвеце» (см. записи сказок в сборниках А. Н. Афанасьева, И. А. Худякова, Д. И. Садовникова), разрабатывает тему, характерную для оригинальной русской литературы «переходной поры», — тему необычной судьбы героя и его приключений. В качестве главного героя выступает купеческий сын, и в этом отношении повесть напоминает такие повести XVII в., как «Повесть о Горе-Злочастии» и «Повесть о Савве Грудцыне». Однако добродетельный и разумный купеческий сын контрастно противопоставлен «блудным сыновьям» XVII в. (он «хочет быть в торгу смыслом лутче» отца и т. п.); а в финале повести, преодолев все испытания, получает богатство, жену-царевну и, наконец, царство. Таким образом, герой повести оказывается литературным и нравственным антиподом Саввы Грудцына: попадая в аналогичную жизненную ситуацию (он полностью растратил отцовские деньги, отпущенные на покупку товара), купеческий сын получает в «помощники» не беса, но ангела, с помощью которого выходит победителем из замысловатых сказочных испытаний. Активность и удачливость купеческого сына напоминает о героях повестей более поздней — петровской — поры, о персонажах типа Василия Кариотского. Повесть не содержит исторических реалий, которые могли бы помочь точно определить время ее создания. Однако тип героя, характер разработки темы судьбы и лексика повести (в списках используются такие слова, как «сенатор», «квортера») сближают ее с началом XVIII в. Новый (по сравнению с XVII в.) тип перипетий (нечаянная встреча с разбойниками, выслеживание купца царским сенатором, тайна его женитьбы на царевне и др.), натурализм описаний — все это отвечало новым читательским вкусам демократической городской среды, ее интересу к литературе приключений. Вполне в духе конца XVII— начала XVIII в. — как сюжетный материал — используются в повести элементы агиографической легенды: герой повести — «вымоленный сын», слугою становится ангел (вместо мертвеца, как это было в сказке), погребение происходит в монастыре святого Николая (повесть соотносится с циклом народных легенд о Николе-чудотворце) и др. Совмещение в одном литературном тексте элементов разных жанровых источников привело к тому, что герои начинают совершать действия, не свойственные их жанровому амплуа: царь — хитрит, заманивая купца в зятья, ангел — становится убийцей, и др. Дисгармония в литературном этикете изображения героев ведет к стилистической пестроте текста и также указывает на «переходный период» конца XVII—начала XVIII в., как на время создания повести.

Повесть издается по списку середины XVIII в.: РЯБ, собр. ОЛДП,

Q. 137, л. 1 —15 об. (издан в кн.: Русская повесть XVII века. Л., 1954. С. 126—135), с исправлениями (курсивом) по вновь найденному нами списку: ГИМ, собр. Е. В. Барсова, N 2344 (середина XVIII в.).

ПОВЕСТЬ О КУПЦЕ, ЗАЛОЖИВШЕМСЯ О ДОБРОДЕТЕЛИ ЖЕНЫ СВОЕЙ

Подготовка текста и комментарии Е. К. Ромодановской и Е. Э. Хайковской

ПОВЕСТЬ ЗЕЛО ПОЛЕЗНА О ДВОЮ КУПЦЕХЪ, О ВИКЕНТИИ, ИЖЕ БЫСТЬ ОТ ГРАДА ЕНЕВЫ, ДА О АМБРОСИИ, ИЖЕ БЫСТЬ ОТ ГРАДА ПЛЯЦЕНТИИ, ЯКО ЕДИНЪ СО ДРУГИМ ПОБИЛИСЯ О ВЕЛИКИЙ ЗАКЛАД О ДОБРОДЕТЕЛЕХЪ ЖЕНСКИХЪ, ВЫПИСАНО ИЗ КНИГИ ЛЕТОПИСЦА

Во граде Париже быша от инехъ странъ купцы приезжие и обещание учинили себе у некоего человека во единомъ дому пребывати. И кииждо[315] купецъ во своемъ упражнении тамо пребываше. Прилучи же ся единою[316]

седети имъ на обеде и между собою начаша о житии своемъ, и о домехъ, и о пожитияхъ[317] глаголати. И между некиими глаголы предложили некий глаголъ, яко та есть вещь дивна и поистине сумнителная, яко купеческия жены имутъ быти добродетелны къ мужемъ своимъ: «В разлучении дают обещание благо и постоятелно, еже домъ коегождо насъ[318] добре пасти и самой ей себе во всемъ непорочно блюсти, понеже наша братия, купеческия люди, и всехъ странъ и градов, часто домов своихъ лишаются, и от женъ своихъ разлучаются и, многое время чюждеземствующе, в домы своя не возвращаются. Жены же ихъ купеческия мъножае в домехъ своихъ без мужей своих пребываютъ, нежели с мужьями жителствуютъ».

И между теми купецкими людми бысть некоторый купецъ именем Амбросий, от града Пляцентии, нравом же человекъ непостоянный и блудолюбивый. Их купецким речемъ свою речь изрече: «Азъ поистине про свою жену с похвалою рещи не могу и не ручаюся за ню, но дахъ ей волю по своей воли жити, и како может, сама себе да хранит. Всегда приказываю ей аз, дабы жила во всяком благочестии, и по се время жена моя честь хранила и мене при своей братии никогда в стыд житиемъ своимъ не вводила, и мне во всемъ угодила». И иныя смехотворныя и блудолюбныя речи про свою жену изглагола, яко всемъ слышащим сотвори смеятися.