Том 2. Летучие мыши. Вальпургиева ночь. Белый доминиканец

Раз за разом таран обрушивался на дубовые брусья, пока не согнулись железные петли и ворота не разлетелись в щепы...

Посреди сада одиноко стояла лошадь с багряной уздой и желтыми стеклянными глазами; на спине ярко-красная попона, копыта привинчены к доске на колесах...

Она ждала своего господина.

Отакар, склонив голову, неподвижно смотрел в стеклянные лошадиные глаза; придя в себя, он провел рукой по лбу...

Потом один из «братьев горы Хорив» подошел к чучелу, взял за узду и выкатил на улицу... Отакара посадили на коня; тем временем толпа с пылающими факелами устремилась в открытый дом.

Оконные рамы рушились на мостовую, стекло дробилось на тысячи осколков; серебро, золоченые доспехи, усыпанное драгоценными камнями оружие, бронзовые часы со звоном падали на камни, из всего этого вырастали горы; никто из «таборитов» ни на что не покусился...

Из зал слышался треск рвущейся ткани — это ножами раздирали старинные гобелены...

   — Где корона? — прорычал дубильщик Гавлик.

   — Короны здесь нет! Смех и улюлюканье

— Она должна быть у Заградки, — сквозь общее ржание с трудом пробился чей-то голос.

Мужчины подняли на плечи лошадь и, затянув дикую гуситскую песню, двинулись с лающим барабаном во главе к Туншенскому переулку.

Высоко над ними в развевающемся на ветру пурпуре на лошади Валленштейна сидел Отакар; казалось, он, спящий наяву король, уносится по их головам куда-то в небо...

Вход в переулок преграждала баррикада; отряд седовласых слуг под предводительством Моллы Османа встретил бунтовщиков револьверными выстрелами и градом камней.

Поликсена узнала татарина по красной феске.

Стараясь защитить Отакара, она направила на защитников поток энергии; авейша подобно молнии пронзило их ряды; охваченные паническим страхом, они обратились в бегство.

Только на Моллу Османа авейша не оказало никакого действия.

Не двинувшись с места, он спокойно поднял руку, прицелился и выстрелил.

Пораженный в сердце, дубильщик Станислав Гавлик, вскинув руки, рухнул на землю...

Барабанный бой оборвался.

Но сейчас же — кровь у Поликсены застыла в жилах — яростно вскипел снова, еще гуще, еще резче, еще ужасней... В воздухе, отражаясь эхом от стен, из земли — отовсюду...

«Слуховая галлюцинация. Это невозможно. Мне просто кажется», — прошептала она, напряженно вглядываясь: дубильщик лежал лицом вниз, вцепившись пальцами в баррикаду, но барабан исчез — и лишь его рокот, ставший вдруг пронзительно высоким, неистовствовал на ветру...

В едином порыве «табориты» смели преграду; путь был свободен.

Татарин продолжал стрелять, потом отбросил револьвер и побежал к дому графини Заградки, окна которого были ярко освещены.

Оглушенная ни на миг не прекращающейся барабанной дробью, Поликсена видела себя уносимой потоком штурмующих; рядом, над головой, плыла, покачиваясь, мертвая лошадь, распространяя дурманящий запах камфоры.

И там, наверху, — Отакар...

В неверном сиянии факелов Поликсене привиделся какой-то человек; подобно тени он мелькал там и сям, появлялся и тут же исчезал вновь...

Казалось, он был наг, с митрой на голове; она не могла рассмотреть как следует. Его руки били в невидимый барабан,..

Когда процессия остановилась перед домом, он — призрачный барабанщик — вдруг возник, словно сгусток дыма, в верхнем конце переулка — и барабанный рокот стал каким-то далеким, зовущим...

«Он наг — кожа его натянута на барабан. Змей, живущий в человеке изначально, с приходом Весны он линяет, сбрасывая с себя вместе с мертвой кожей мертвую человеческую оболочку... Я... я... грунтовая вода». — И мысли Поликсены смешались...

Тут над балконными перилами второго этажа она увидела бледное, искаженное ненавистью лицо... Тетка Заградка! Слышен был ее резкий смех и крик:

— Прочь отсюда, трусливые собаки! Прочь!

Яростный рев поднимавшейся по переулку толпы нарастал с каждой секундой...

— Корону! Пусть отдаст корону! Она должна дать своему сыну корону! — стали различимы отдельные голоса.

«Ее сын?! — возликовала Поликсена; дикий необузданный восторг переполнил ее. — Отакар из моего рода!..»

— Что? Что они хотят? — оглянувшись в глубь комнаты, спросила графиня.

Татарин, кивнув, что-то ответил; язвительная насмешка прозвучала в голосе старухи:

— Вот оно что! Он хочет быть коронованным, этот... этот Вондрейк? Ну что ж, я дам ему — корону!

Старуха исчезла в комнате.

Сквозь тонкие гардины была видна ее тень; она нагнулась, как будто что-то поднимая, и снова выпрямилась... Снизу в двери молотили пудовые кулаки:

— Открывайте!.. Лом сюда!.. Корону!

Отакар — в седле стоявшей на плечах «братьев» лошади — был вровень с графиней: лишь несколько метров разделяло их.

— Мама! Мама! — услышала его крик Поликсена.

И тогда из вскинутой руки графини сверкнула молния:

— Вот тебе королевская корона, ублюдок!..

С простреленным лбом Отакар рухнул с коня...

Оглушенная страшным треском, Поликсена склонилась над мертвым Отакаром; вновь и вновь выкрикивала она его имя, потом умолкла... Позабыв обо всем на свете, не могла оторвать завороженного взора от маленькой капельки крови, застывшей на холодном челе, как драгоценный рубин...