Том 2. Летучие мыши. Вальпургиева ночь. Белый доминиканец

и строго локализована. Гипотеза же о том, что сей таинственный вирус обитает в воде одного из тамошних, в настоящее время практически иссохших источников, впервые была выдвинута вашим покорным слугой. Результаты известных экспериментов, проделанных мной с родниковой водой Амбраса, были столь убедительны, что я, несмотря на мой уже далеко не юношеский возраст, вызвался за несколько месяцев неопровержимо доказать свою правоту, вызвав на собственном теле идентичные и даже еще более гипертрофированные аномалии...

   — Ну например?.. — возбужденно спросил импресарио.

   — Пожалуйста. Начнем с головы: мой нос вытянется по меньшей мере на пядь — это будет уже не нос, а нечто вроде хобота... Как это вам понаглядней... Этакий, знаете ли, многократно увеличенный хоботок американских морских свинок... Теперь уши... Ну уши взойдут как на дрожжах... Пару больших тарелок с боков головы представить, надеюсь, можете? С кистями рук тоже все в порядке: уже месяца через три достигнут размеров среднего пальмового листа (Lodoicea Sechellarum), a вот со ступнями дело сложней, тут, к сожалению, похвастаться нечем: увы, они едва ли превысят диаметр крышек для столитровых бочек. Что же касается остальных частей тела — ну, скажем, коленей, которые по предварительным прикидкам должны буйно разрастись характерными пористыми наростами, наподобие среднеевропейской древесной губки, — то здесь мои теоретические выкладки еще не завершены, посему я бы воздержался от каких-либо серьезных научных прогнозов.

   — Но и этого достаточно! Просто великолепно! Вы тот, кто мне нужен! Да я вас всю жизнь, можно сказать, искал! — задыхаясь от восторга, тарахтел импресарио. — Пожалуйста, сейчас меня не перебивайте. Итак, чтобы не терять понапрасну время, вот вам мое предложение: готовы ли вы подвергнуть себя только что описанному вами эксперименту, при условии, что вам будет гарантирован ежегодный доход в полмиллиона?.. Аванс... ну, скажем... пять сотен марок?..

Доктор Пауперзум сидел как громом пораженный. Зажмурил глаза. Пятьсот марок!.. Да неужели на свете существуют такие огромные деньжищи!

Он уже видел себя допотопным чудовищем с длинным хоботом, слышал, как ярмарочный зазывала — негр, одетый в какие-то немыслимо пестрые тряпки, надрывается в потную, смердящую пивом толпу: «Только у нас, дамы и господа! Только у нас! В-в-величайшее чудо века!! Кош-ш-ш-марный, в уж-ж-ж-ас повергающий монстр-р-р! Спеш-ш-шите видеть! Все удовольствие

— десять феннигов! Только у нас!» А потом перед глазами возникла его любимая дочь — румяная, пышущая здоровьем, облаченная в белоснежные шелка, с миртовым венком невесты в волосах, она стояла, преклонив колени и молитвенно сложив руки, у алтаря... Празднично убранный храм лучился неземным сиянием, и надо всем царил в своей непорочной чистоте кроткий образ Девы Марии... А он... он — на мгновение сердце его болезненно сжалось — он сам должен был прятаться за колоннами... Никогда в жизни он уже не сможет поцеловать свою ненаглядную дочурку, и даже издали, из тьмы, послать ей свое отеческое благословение ему нельзя, ибо он... он... «кош-ш-ш-марный, в уж-ж-ж-ас повергающий монстр-р-р!» Своим видом он может напугать жениха! Отныне ему суждено жить во мраке и подобно опасному ночному хищнику прятаться с первыми лучами солнца в свое недоступное дневному свету логово. Но, Боже мой, разве это имеет какое-нибудь значение! Вздор! Мелочи! Лишь бы дочь снова стала здоровой! И счастливой! И богатой!.. Он замер в немом восторге: пять сотен! Пять... сот... марок!..

Импресарио, который истолковал затянувшееся молчание ученого как колебания, понял, что промедление смерти подобно — фонтан его красноречия забил, сметая все на своем пути:

— Господин доктор! Господин доктор! Вы только послушайте! Если сейчас, когда счастье впервые в жизни улыбнулось вам, вы скажете «нет», случится непоправимое, другой такой возможности вам уже никогда не представится! Неужели вы сами хотите растоптать собственное счастье! Вся ваша прошлая жизнь была сплошной трагической ошибкой. И знаете, почему? Я скажу вам: вы слишком много учились, ваш мозг переполнен знаниями. Но что такое знание? Я отвечу вам: знание — это глупость, бессмыслица, идиотизм. Посмотрите на меня внимательно: неужели я похож на человека, который когда-нибудь чему-нибудь учился? Учиться могут позволить себе лишь люди состоятельные, богатые от рождения, но — положа руку на сердце! — даже им вся эта премудрость ни к чему. Смирение! Человеку пристало смирение и... глупость, наивность, если хотите, простосердечие, тогда природа его не отринет и не лишит своей материнской груди. Ведь природа-мать тоже глупа. Вы хоть раз видали, чтобы дураку не везло?.. Скажу как на духу: вам надо было с самого начала благодарно пестовать те таланты, коими судьба вас так щедро одарила еще с колыбели. Вы что, никогда не заглядывали в зеркало? Да с вашими внешними данными, — а ведь вы являетесь их счастливым обладателем