Том 2. Рим / После Рима

Тринадцатый век в истории европейской литературы был веком незаметного поворота. В нем не было резких разрывов с прошлым, не было вызывающих новаций, но на исходе его облик словесности был совершенно другим, чем при его начале. Начало XIII века – это «Парцифаль» Вольфрама Эшенбахского и «Тристан» Готфрида Страсбургского; середина века – это «Роман о Розе» и пьесы Рютбефа; конец века – это творчество молодого Данте. В начале века перед нами литература феодально-рыцарского общества в законченном и зрелом виде; в конце века перед нами литература феодально-рыцарская и городская, и черты городской идеологии и поэтики в ней чем дальше, тем сильней.

И поэмы Вольфрама и Готфрида, и пьесы Рютбефа, и лирика Данте – произведения, писанные на новых языках: немецком, французском, итальянском. Это не случайно. В XI веке новоязычные литературы еще почти незаметны рядом с обильной и развитой латинской литературой – голосом Европы является именно она. В XII веке они стремительно развиваются, набирают сил, становятся вровень со своей литературой-наставницей. И, наконец, в XIII веке они впервые заслоняют ее, отстраняют на второй план, становятся между ею и новым поколением читателей, слушателей, зрителей. Роль латинской литературы в системе европейской словесности меняется. Она остается идеологическим средоточием культуры, в ней вырабатываются формулы и системы нового мировоззрения, но доносит их до публики уже не она. Забота о мысли и забота о слове отныне для нее разделяются. Это означало глубокую перестройку всей формы существования средневековой латинской литературы – перестройку, дальним результатом которой будет и ее последний художественный взлет в эпоху Ренессанса, и ее быстрое угасание вслед за ним.

Перестройка эта проходила в сложной исторической обстановке XIII века – последнего века высокого средневековья и первого века позднего средневековья в Европе.

XIII век был периодом организации, сменившим период экспансии. XIII век пожинал плоды двенадцатого. Так было в экономике: крестовые походы, завершившиеся на юге захватом левантийских портов и Константинополя, а на севере основанием ливонского и тевтонского орденов, дали Западной Европе временный контроль над обеими важнейшими для нее осями торгового обмена – средиземноморской и балтийской; связующее и объединяющее действие торговли сразу стало прочней и постоянней. Так было в социальной структуре: на перекрестках торговых путей окрепли торговые города, гуще всего – у южных ворот Европы, в Италии и Лангедоке, и у северных, во Фландрии, более же редкой сетью охватив всю Европу; городское население стало в XIII веке важной и часто решающей силой в общественной борьбе эпохи. Так было в политической жизни: самодовлеющие феодальные уделы все более теряют автономию, над ними усиливается объединяющая королевская власть, начинается складывание национальных государств, а прежние наднациональные объединяющие силы – империя и папство – нисходят до положения рядовых участников с трудом налаживающейся системы политического равновесия. Так было, наконец, и в духовной жизни: привычные грани между книжником-клириком и неграмотным мирянином начинают стираться, вопросы, занимавшие прежде лишь узкий круг мыслящих церковников, находят живой отклик во все более широкой публике, и католическая церковь, традиционная руководительница духовной жизни Европы, оказывается вынуждена обновить, переменить формы своей деятельности применительно к этим запросам пробуждающихся масс. Эти новые общественные слои, вступающие в XIII веке в культурную жизнь Европы, – опять-таки прежде всего горожане.

Новоевропейский город вырос в Х–XI веках вокруг трех притягательных сил – это были стены, церковь и рынок. Стены привлекали население под свою защиту от давних набегов норманнов и венгров. Церковь с ее правом убежища привлекала крестьян, спасавшихся от гнета поместных феодалов под гнет городского епископа. Рынок обещал новым городам обогащение, и чем больше развивалась европейская торговля, тем это обогащение было ощутительней. Оно дало возможность городам эмансипироваться от феодалов – то есть сменить прямую от них зависимость на косвенную, податную. На юге Европы, где денежное хозяйство развилось раньше и сильнее, этот обоюдовыгодный переход произошел быстро и мирно, на севере он был труднее и сопровождался подчас жестокими столкновениями («коммунальные революции»). В ходе их наметился тот союз городов с королевской властью против феодалов (во Франции) или с феодалами против королевской власти (в Англии), который стал опорой для дальнейшего укрепления централизованных государств.