Том 2. Верую!

Так же как Шукшин без грима играл, так же без грима он и писал. И в литературе тоже ее собственные технологические понятия – сюжет, фабула, завязка, кульминация – как бы не существовали для него, смещались и заменялись одним понятием жизни, и даже не понятием, а ею самой.

У него не было и тени умиления или заискивания ни перед своими героями, ни перед самим собой. Больше того, он был очень суров в отношении и к ним, и к себе той суровостью, которая неизбежна, если писатель знает и понимает людей и не делает особого исключения для себя, если он хочет, страстно желает, чтобы не только им было лучше, но чтобы и они сами тоже были лучше.

А его герои никогда не обижались на него за это. Иначе говоря, они всегда оставались достоверными, убедительными и, выполняя роль героев и действующих лиц, оставались самими собой, живыми людьми...”

Из воспоминаний Василия Рябчикова, друга детства В.М.Шукшина

“После смерти Василия Макаровича, наверно, на следующий год приплыл я как-то с рыбалки. Снимаю мотор с лодки. Смотрю, невдалеке на лодке сидит девушка, спрашивает: «Вы Василий Яковлевич Рябчиков?» – «Да». – «Я хотела бы с вами побеседовать. Я учусь в Московском университете и пишу курсовую работу о Василии Макаровиче Шукшине».

Стали с ней беседовать. Она говорит: «Одно мне непонятно: почему-то у Василия Макаровича во всех рассказах герои – чудики». И так она это сказала: «чудики», что я понял так: ненормальные. Меня это возмутило. Ведь она ничего не поняла в его рассказах: что чудики – это обычные люди, что мы все немного чудики, в то или иное время бываем чудиками. И я рассердился, конечно, и с вызовом ей ответил: «А у нас здесь все такие». Она говорит: «Какие?» – «А так: через дом дурак, а через два – гармошка». Она, наверное, обиделась, потому что вскоре поднялась и ушла.

Василия Макаровича нужно очень внимательно читать: он не ради зубоскальства писал. В его рассказах сама жизнь, обыденная жизнь села. А смешные истории – с нами со всеми бывают. Только мы этого не замечаем.

Я заметил, отношение к Шукшину все время меняется. Сначала многие относились к нему так, как та девушка, теперь таких уже мало. Помню, и в Сростках по-другому, не так, как сейчас, воспринимали его творчество. Ведь когда кто-то из родного села вдруг становится известной личностью, к нему люди начинают предъявлять повышенные требования. А успехи встречают скептически...

Человек он был скромный. Бывая в Сростках, никогда не спекулировал своей известностью, славой. Парадности не любил. Порой даже мало кто знал, что он приехал. Обычно, только самые близкие друзья...”

Григорий Бакланов о В.М.Шукшине

“Василий Макарович Шукшин умер в сорок пять лет, сделав лишь часть того, что он хотел и мог. Но и сделанного им хватило бы на несколько жизней.

В сущности, его ведь не с кем сравнить, Василия Шукшина. И это в нашей-то литературе, где столько ярких дарований, в нашем кинематографе... Он был самим собой. Редчайший дар: быть и оставаться самим собой, единственным.

Кому он подражал, хотя бы в первых своих рассказах? Просто даже не назовешь такого имени, хотя, конечно же, вся великая русская литература, стояла за ним. Только на них-то и мог вырасти такой самобытный талант.

Если уж говорить об искусстве Шукшина, то удивительная его сила как раз в том, что искусства как будто и нет вовсе. Как будто это сама жизнь: так просто все, так естественно, так свободно рассказано, словно бы между прочим. Многим и казалось поначалу, что это не всерьез. Чего-то привычного не хватало. Монументальности? Многозначительности? Позы? Истинный талант не спрашивает, как нужно, как можно. Он прокладывает свой путь. По этому пути еще пойдут, ему будут подражать. Только второго Шукшина не будет.

Вот уж где не было ни позы, ни словечка фальши. Только правда. Глубокая правда жизни, рассказанная просто, со смехом, а то и простовато. О, это дорогая простота, какая под силу только подлинному искусству. Это мудрая простоватость. Насколько она выше, насколько мудрей любой многозначительности.

Вместе с собой Василий Шукшин ввел в искусство целый мир людей. Словно бы не один, а со всей своей деревней вошел в литературу и на экран. Имя ее – Россия.

Многие годы Шукшин готовился к Степану Разину, носил в себе мечту. И я убежден, что если бы он поставил этот свой фильм, то как Чапаев стал для нас таким, каким увидели мы Бабочкина с экрана, так же точно и живой Степан Разин для миллионов сделался бы неотделим от Шукшина. Он словно рожден был для этого подвига. Могучий талант и могучая страсть...”

Из воспоминаний Сергея Викулова, главного редактора журнала «Наш современник» в те годы

“Последние годы своей жизни Василий Макарович Шукшин был членом редколлегии журнала «Наш современник», кроме того, одним из тех его авторов, которыми журнал гордится, дружбой с которыми особенно дорожит.