АЧ:
Я бы даже сказал так, что когда они задаются вопросом, а не помочь ли, они сразу говорят следующую фразу: «Это мы решаем, кому помогать, кому нет, это мы решаем, что есть искусство, что не есть искусство». Вот такая позиция. Полина Дашкова, вы человек пишущий, поэтому вам проще определить роль власти и искусства.П. Дашкова:
Да нет, пишущему человеку не проще, и как только власть начинает рассуждать об искусстве так, как она рассуждала, сразу пишущему человеку становится немножко не по себе.АЧ:
От чего вам больше всего не по себе по поводу этого совещания?ПД:
Прежде всего, мне не по себе оттого, что министр обороны человек, по статусу ему положено быть человеком образованным, искусством считает книжку «Убить мента». Потом мне стало не по себе, что, на мой взгляд, существует очень конкретный показатель, вот каковы на сегодня отношения между властью и культурой. Это состояние провинциальных музеев и библиотек. Это деньги, которые на это выделяются, уровень жизни людей, которые занимаются этим. И когда начинают говорить о высоком, об искусстве, видя книжки «Убить мента» или передачи «Аншлаг», мне становится не по себе еще не потому, наверное, что я боюсь возвращения цензурных моментов, а просто от действительно какой-то беспомощности и обывательского тона, который сразу берется правительством. У нас сменился министр культуры, и были надежды на то, что как-то все-таки та реальная культура, которая находится в совершенно запущенном состоянии, хоть немножко поднимется. А вот это заседание оно надежду эту убило.АЧ:
Илья Кормильцев. Пожалуйста.ИК:
Честно говоря, для меня как человека, который сталкивается с этим вопросом, работая в области книгоиздания, да и конкретно сталкивается непосредственно с политикой правительства в области культуры, в лице прокуратуры, Госнаркоконтроля и других интересных организаций, у меня удивления никакого все, что прозвучало на этом заседании, не вызвало. И не удивило, потому что у меня давно есть вполне определенное мнение о культурном и прочих уровнях развития правительства, которое действует в настоящий момент. Что меня больше всего удивило и больше всего вызвало размышлений и заставило задаться определенными вопросами, прекрасно было понятно, что это будут показывать, освещать в СМИ, то бесстыдство и уверенность в том, что так и надо, с которым члены правительства демонстрировали свой культурный уровень, свое понимание проблемы. Было понятно, что это же и покажут, и об этом расскажут СМИ. Такая уверенность, она бывает только в двух случаях. Или в том случае, что он уверен, что бы он ни сказал, ему все равно никто ничего не скажет и ничего ему не будет. И второе, хотя в принципе это одно и то же, что основной посыл того, что он говорит, обращен к абсолютно индифферентной аудитории, которая думает примерно также, которая поддержит, скажет, да, конечно, сколько же это может продолжаться. То есть это глубокая уверенность, что мнение большинства совпадает, и отношение большинства, как совершенно справедливо было замечено, что это был разговор средних обывателей, направленный очевидно на поддержку и на энтузиазм тех же самых средних обывателей, которым он был адресован. И что меня заволновало, что действительно является проблемой, насколько адекватна такая оценка собственного народа правительством. Насколько она соответствует истине или, может быть, все-таки эти люди немного заблуждаются, и люди в среднем более умны, более тонки, менее однозначны в своих оценках того, что происходит в стране в отношении культуры или искусства. Вот это для меня действительно вопрос. А то, что мы слышим от правительства, мы это могли услышать всегда и везде на заседании любого райкома. И по уровню это заседание райкома 1982 года напоминало. По уровню лексики, всего происходящего. Для меня это не удивительно, поскольку я знаю творческий трудовой путь этих людей. Никем другим они быть и не могут. Меня другое беспокоит, насколько вот это отношение, желание цензурировать, руководить, запрещать, оно является их личным или насколько они твердо уверены в том, что они знают душу народа, которым руководят.