Том 3. Non-fiction

ИК: Получить от наших и от ваших я не боюсь, потому что никуда я от этого не денусь. Ни фундаментализм, ни национализм мне сами по себе не симпатичны. Но они задают правильные вопросы, только ответы дают неправильные. Мы не поддерживаем этих людей, но даем им возможность высказаться. Процесс отмены наций — это еще более опасный процесс, чем любой фашизм. Вот у тебя есть друг, который не очень воспитан и от него разит. Но при этом тебе с ним интересно. А в один прекрасный день ты приходишь и на его месте находишь пластмассового андроида, который с тобой не спорит, а говорит: «Да, конечно, извините, пожалуйста». Потому что он робот, и его ничего не интересует, кроме батареек.

НК: Некие евразийцы заочно приговорили Вас к расстрелу за работу над романом Хоума «Отсос». Насколько это для Вас серьезно?

ИК: Ха, насколько это серьезно для них! За базар вообще положено отвечать. Александра Дугина я все время встречаю и жду, когда же он сам эту тему поднимет — ни разу не поднял. У нас очень любят бросаться такими словами, а потом удивляются, откуда что берется.

НК: Существует ли грань, которая отделяет хулиганство художественное от уголовно наказуемого?

ИК:

Да, если не имело место физических действий, не получивших одобрения со стороны иного лица. За символическую деятельность не может быть никакого уголовного преследования. Детям, конечно, до определенного возраста, лучше чего-то не видеть. Хотя чем раньше прививается человеку знание обо всех элементах реальности, тем потом ему проще жить. В деревнях раньше к семи годам все уже знали, и откуда дети берутся, и что с телом после смерти бывает — и что, хуже люди были, чем сейчас? Думаю, что лучше.

НК: Говорят, что маленький Ленин разбил в гостях вазу и не только не побоялся признаться, но и хозяйку обматерил, и ее дочке фингал поставил. А какой поступок из Вашей жизни Вы могли бы рекомендовать как пример для подражания?

ИК: Когда разгоняли с милицией пластиночную толкучку в Е-бурге, я схватил булыжник и обезвредил громкоговоритель милицейского «газика» прямым попаданием. Первый мой сознательный антисоциальный акт. К сожалению, не могу рекомендовать в качестве примера, потому что время было другим. Тогда могли только догнать и дать п**ды, а сейчас за это можно и пулю получить. В общем, надо было камни чаще кидать!

Журнал «Хулиган», сентябрь 2005 г.

Поэт постчеловечества

Легендарный поэт-текстовик «Наутилуса», а ныне главный редактор радикально-экстравагантного российского издательства «Ультра. Культура» Илья Кормильцев похож на растение. Такое умозаключение «Проза» сделала во время интервью, взятого у Ильи на XII Форуме Издателей во Львове. И все потому, что во время этого интервью стало понятно, что Кормильцев отвечает на вопросы весьма специфическим образом. Вопросы под метафизическим давлением Ильи утрачивали свой конкретный смысл и скорее служили отправными точками, из которых Кормильцев-растение разрастался в актуальную философию. Несмотря на то, что это абсолютно обесценивало в данном контексте роль журналиста, «Прозе» удалось получить от Ильи невероятно концентрированный сгусток философской энергии, представляющий весьма нетрадиционное мировоззрение.

Анатолий Ульянов

Корр: Как вы относитесь к доктрине копирайта?

ИК: Отношусь сложно и двойственно. С одной стороны, я всю жизнь от этой доктрины завишу и должен ее поддерживать, а с другой стороны, отношусь к ней негативно. Я считаю, что информация не является товаром, поскольку она не материальна, и, соответственно, поддается бесконечному копированию без ухудшения качества и изменения количества. Традиционное право собственности основано на уникальности объекта, который находится в собственности собственника. Уникальности файла не существует.