Том 3. Странные люди

А третья выразилась и вовсе кратко:

– Лангет, – сказала она.

– Я счас такой лангет покажу!.. – взорвался от страха Иван. – Такой лангет устрою, что кое-кому тут не поздоровится. Тетя, где моя волшебная сабля? – Иван вскочил с лавки и забегал по избушке – изображал, что ищет волшебную саблю. – Я счас такое устрою!.. Головы надоело носить?! – Иван кричал на Горыныча, но не смотрел на него – жутко было смотреть на эти три спокойные головы. – Такое счас устрою!..

– Он просто расхамился, – опять сказала первая голова.

– Нервничает, – заметила вторая. – Боится.

А третья не успела ничего сказать: Иван остановился перед Горынычем, и сам тоже долго и внимательно смотрел на него.

– Шпана, – сказал Иван. – Я тебя сам съем.

Тут первый раз прозвучал голос Ильи Муромца.

– Ванька, смотри! – сказал Илья.

– Да что «Ванька», что «Ванька»! – воскликнул Иван. – Чего ванькать-то? Вечно кого-то боимся, кого-то опасаемся. Каждая гнида будет из себя... великую тварь строить, а тут обмирай от страха. Не хочу! Хватит! Надоело! – Иван и в самом деле спокойно уселся на лавку, достал дудочку и посвистел маленько. – Жри, – сказал он, отвлекаясь от дудочки. – Жрать будешь? Жри. Гад. Потом поцелуй свою усатую невесту. Потом рожайте усатых детей и маршируйте с имя. Он меня, видите ли, пугать будет!.. Хрен тебе! – и Ванька опять засвистел в свою дудочку.

– Горыныч, – сказала дочь, – плюнь – не обращай внимания. Не обижайся.

– Но он же хамит, – возразила первая голова. – Как он разговаривает!

– Он с отчаяния. Он не ведает, что творит.

– Я все ведаю, – встрял Иван, перестав дудеть. – Все я ведаю. Я вот сейчас подберу вам марш... для будущего батальона...

– Ванюшка, – заговорила баба Яга кротко, – не хами, племяш. Зачем ты так?

– Затем, что нечего меня на арапа брать. Он, видите ли, будет тут глазами вращать! Вращай, когда у тебя батальон усатых будет – тогда вращай. А счас нечего.

– Нет, ну он же вовсю хамит! – чуть не плача сказала первая голова. – Ну как же?..

– Заплачь, заплачь, – жестко сказал Иван. – А мы посмеемся. В усы.

– Хватит тянуть, – сказала вторая голова.

– Да, хватит тянуть, – поддакнул Иван. – Чего тянуть-то? Хватит тянуть.

– О-о! – изумилась третья голова. – Ничего себе!

– Ага! – опять дурашливо поддакнул Иван. – Во даеть Ванькя! Споем? – и Ванька запел:

Эх, брил я тебяНа завалинке,Подарила ты менеЧулки-валенки...

– Горыныч, хором! Оп – ти-ирдарпупия! – допел Ванька.

И стало тихо. И долго было тихо.

– А романсы умеешь? – спросил Горыныч.

– Какие романсы?

– Старинные.

– Сколько угодно... Ты что, романсы любишь? Изволь, батюшка, я тебе их нанизаю сколько хошь. Завалю романсами. Например:

Хаз-булат удалой,Бедна сакля твоя-а,Золотою казнойЯ осыплю тебя-а!..

– А? Романс?! – Ванька почуял некую перемену в Горыныче, подошел к нему и похлопал одну голову по щеке... – Ух ты... свирепый. Свирепунчик ты мой.

– Не ерничай, – сказал Горыныч. – А то откушу руку. Ванька отдернул руку.

– Ну, ну, ну, – молвил он мирно, – кто же так с мастером разговаривает? Возьму вот и не буду петь.

– Будешь, – сказала голова Горыныча, которую Иван приголубил. – Я тебе возьму и голову откушу.

Две другие головы громко засмеялись. И Иван тоже мелко и невесело посмеялся.

– Тогда-то уж я и вовсе не спою – нечем: чем же я петь-то буду?

– Филе, – сказала голова, которая давеча говорила «лангет». Это была самая глупая голова.

– А тебе бы все жрать! – обозлился на нее Иван. – Все бы ей жрать!.. Живоглотка какая-то.

– Ванюшка, не фордыбачь, – сказала баба Яга. – Пой.

– Пой, – сказала и дочь. – Разговорился. Есть слух – пой.

– Пой, – велела первая голова. – И вы тоже пойте...

– Кто? – не поняла баба Яга. – Мы?

– Вы. Пойте.

– Может быть, я лучше одна? – вякнула дочь; ее не устраивало, что она будет подпевать Ивану. – С мужиком петь... ты меня извини, но...

– Три, четыре, – спокойно сказал Горыныч. – Начали.

Дам коня, дам седло, –

запел Иван. Баба Яга с дочкой подхватили:

Дам винтовку свою-у,А за это за всеТы отдай мне жену-у.Ты уж стар, ты уж се-ед,Ей с тобой не житье:С молодых юных ле-етТы погубишь ее-о-о.

Невыразительные круглые глазки Горыныча увлажнились: как всякий деспот, он был слезлив.

– Дальше, – тихо сказал он.

Под чинарой густой, –

пел дальше Иван, –

Мы сидели вдвое-ом;Месяц плыл золотой,Все молчало круго-ом.

И Иван с чувством повторил еще раз, один:

Эх, месяц плыл золотой,Все молчало круго-ом.

– Как ты живешь, Иван? – спросил растроганный Горыныч.

– В каком смысле? – не понял тот.

– Изба хорошая?

– A-а. Я счас в библиотеке живу вместе со всеми.

– Хочешь отдельную избу?

– Нет. Зачем она мне?

– Дальше.

Она мне отдала-ась, –

повел дальше Иван, –

До последнего дня-а...