Том 4

Лайонел, содрогаясь от ужаса* слушал, как надтрес¬ нутый голос изливает давнишние сокровенные мечты че¬ столюбивой и черствой натуры. Не в силах долее смотреть на миссис Лечмир, он опять отвернулся и на миг закрыл лицо руками, словно для того чтобы не видеть мира и все¬ го его зла. — Бабушка, дорогая, не смотрите на нас так ужасно! — едва дыша, говорила Сесилия. — Вы проживете еще мно¬ го-много часов... нет, что я говорю,— дней!—Она умолкла, следя за блуждающим и безнадежным взглядом, который умирающая переводила с предмета на предмет, затем склонив голову на руки, воскликнула: — О мать моей ма¬ тери! Если бы я могла умереть вместо вас! — Умереть! — повторил тот же дребезжащий голос, исходивший из груди, в которой уже слышалось пред¬ смертное клокотание. — Кто захочет умереть в день свадь¬ бы?.. Прочь... оставь меня... Ступай в свою комнату и мо¬ лись, если хочешь... но оставь меня. Она со злобным раздражением проводила взглядом Се¬ силию, которая безропотно повиновалась с благочестивым намерением в точности выполнить приказание бабушки, потом добавила: — Ей не по силам задача, которую я на нее возло¬ жила. Все в моем роду были слабодушны, кроме меня... моя дочь.... племянница моего мужа... — К чему ты вспомнила о ней? — произнес грозный го¬ лос Ральфа, прерывая ее лихорадочный бред. — О жене твоего племянника, о матери этого юноши? Говори, жен¬ щина, пока тебе еще дарованы время и разум. Лайонел, повинуясь непреодолимому побуждению, по¬ дошел к кровати и сурово произнес: — Если вы знаете что-либо об ужасном несчастье, по¬ стигшем мою семью, или каким-то образом были к нему причастны, облегчите свою душу, чтобы умереть в мире. Сестра моего деда! Нет, более того — бабушка моей жены! Заклинаю вас, скажите, что случилось с моей несчастной матерью? — «Сестра твоего деда... бабушка твоей жены», — мед¬ ленно повторила миссис Лечмир; видно было, что мысли ее начинают мутиться. — И то и другое — правда! — Если вы признаете узы крови, расскажите мне о матери, откройте тайну ее судьбы! — Она в могиле... мертва... да... да... ее хваленая 277

красота стала добычей прожорливых червей! Чего же тебе еще нужно, безрассудный мальчишка? Или ты хочешь увидеть ее кости, обернутые в саван? — Правду! — воскликнул Ральф. — Скажи правду и признайся, что ты причастна к ее преступлению! — Кто это говорит? — сразу ослабевшим и дрожащим от немощи и старости голосом произнесла миссис Лечмир, озираясь по сторонам, будто какое-то давнее воспомина¬ ние пробудилось у нее в мозгу. — Я как будто знаю этот голос. — Вот, взгляни на меня, обрати свой блуждающий взор, пока он еще не угас, на меня! — крикнул Ральф, — Это я говорю с тобой, Присцилла Лечмир! — Чего тебе надо? Мою дочь? Она в могиле! Ее дитя? Она обвенчана с другим... Ты опоздал! Ты опоздал! О, если бы ты попросил ее у меня в свое время!.. — Правду... правду... правду!..— громовым голосом по¬ вторял старик. — Святую и чистую правду! Открой нам всю правду без утайки! Это странное и грозное заклятие пробудило силы уми¬ рающей, душа которой, казалось, сжималась от его крика. Она попыталась приподняться и воскликнула: — Кто сказал, что я умираю? Мне только семьдесят лет! Еще вчера я была ребенком — чистым и невинным ребенком! Он лжет, лжет! Нет у меня гангрены — я силь¬ на, у меня еще много лет впереди, чтобы жить и каяться! А в перерывах между ее воплями раздавался голос ста¬ рика, по-прежнему твердившего: — Правду... правду... святую, чистую правду!.. — Дайте мне встать и взглянуть на солнце, — продол¬ жала кричать умирающая. — Где вы? Сесилия, Лайонел... дети мои, что же вы бросаете меня сейчас? Почему гасите свет? Дайте свету! Свету больше! Раци всего святого, не покидайте меня в этой черной и жуткой ночи! Ее отчаяние было до того страшно, что замолчал даже Ральф, а она все продолжала в неистовстве выкликать: — Почему говорить таким, как я, о смерти!.. Я слиш¬ ком мало жила!.. Дайте мне хоть день... дайте хоть час... хоть минуту! Сесилия! Агнеса!.. Эбигейл! Где вы все?.. Помогите, или я погибла! Отчаянным усилием она приподнялась, хватая руками воздух. Наткнувшись на протянутую руку Лайонела, она вцепилась в нее слабеющими пальцами, улыбнулась, уве^ 278