это было обычно свойственно ее пылкой и доверчивой на¬ туре. Но эта скрытая сдержанность тут же исчезла, ибо, как только Сесилия почувствовала себя в объятиях нежно прижавшей ее к груди миссис Лечмир, она взглянула в ли¬ цо бабушки, словно желая отблагодарить ее за любовь, с простодушной улыбкой и слезами. — Я вверила вам, майор Линкольн, мое самое большое, я чуть было не сказала — мое единственное сокровище! — продолжала миссис Лечмир. — Она хорошее, доброе, по¬ слушное дитя, и господь благословит ее за это так, как благословляю ее я. — Наклонившись вперед, она добавила уже менее взволнованно: — Поцелуй меня, моя Сесилия, моя новобрачная, моя леди Линкольн! Теперь я вправе называть тебя так, ибо скоро этот титул достанется тебе. Сесилия, оскорбленная бестактным восторгом своей бабушки, осторожно высвободилась из ее объятий и с опущенными от стыда глазами, вся пунцовая, поспешила посторониться* давая- дорогу Лайонелу, который, в свою очередь, подошел к постели больной принять ее поздравле¬ ния. Он наклонился и неохотно запечатлел холодный по¬ целуй на подставленной щеке миссис Лечмир, пробормо¬ тав несколько бессвязных слов о своем счастье и оказан¬ ной ему чести. Несмотря на неприкрытое и омерзительное торжество, прорвавшееся сквозь обычную холодную сдер¬ жанность больной, непритворное чувство звучало в сло¬ вах, с которыми она обратилась к мужу своей внучки. А ее огненный и неестественно сверкающий взгляд даже увлажнила слеза. — Лайонел, мой племянник, мой сын,— сказала она,— я старалась принять вас у себя с честью, подобающей гла¬ ве знатного рода, но, если бы вы были даже владетельным князем, я не могла бы сделать больше того, что сделала. Любите ее, берегите, будьте ей больше чем мужем — заме¬ ните ей отца и мать, родных, потому что она этого заслу¬ живает! Исполнилась моя заветная мечта! Теперь в тиши длинного и покойного вечера я могу подготовиться к вели¬ кой перемене, завершающей исполненный треволнений утомительный день жизни! — Женщина!—раздался голос из глубины комнаты,— Ты обманываешь себя! — Кто? Кто это говорит? — воскликнула миссис Леч¬ мир, судорожно приподнимаясь, словно желая соскочить с постели. 272
Кто это говорит? - воскликнула листе Лечмир, судорожно приподнимаясь Фенимор Купер. Том IV
— Это говорю я, — ответил знакомый голос, и Ральф, медленно пройдя через комнату, стал в ногах кровати. — Я, Присцилла Лечмир, — человек, который знает, чего ты заслуживаешь и что тебя ждет! Вне себя от ужаса старуха упала на подушки, ловя ртом воздух, румянец сбежал с ее щек, уступив место мертвен¬ ной бледности, и только что сверкавшие торжеством глаза померкли. Однако секунды размышления оказалось достаточно, чтобы вернуть ей присутствие духа, и гордость ее возму¬ тилась. Гневным жестом она указала непрошенному гостю на дверь и, усилием воли вновь обретя дар речи; неожи¬ данно окрепшим голосом воскликнула: — Как смеют меня оскорблять в такую минуту в моей собственной спальне? Пусть этого сумасшедшего или само¬ званца уберут отсюда! Но она взывала к глухому. Лайонел не пошевельнулся и не отвечал. Все внимание его было поглощено Ральфом, по изможденному лицу которого пробежала холодцая ус¬ мешка, говорившая о том, что он нимало не страшится этих угроз. Лайонел не замечал даже Сесилии, сжимавшей его руку со всей доверчивостью любящей женщины, так потрясло его внезапное появление странного и загадочного старика, который уже давно пробудил в его груди столько страхов и надежд. — Скоро твои двери откроются всем, кто только поже¬ лает войти сюда, — бесстрастно произнес старик. — Поче¬ му же изгонять меня из дома, в который, может быть, уже завтра будет открыт свободный доступ бездушной толпе? Разве я недостаточно стар или недостаточно близок к могиле, чтобы стать твоим собеседником? Ты прожила столько лет, Присцилла Лечмир, что румянец на твоих щеках сменился желтизной трупа, ямочки превратились в складки и морщины, а блеск сияющих глаз погасила за¬ бота, но все эти годы не открыли твоего сердца для рас¬ каяния. — Как смеешь ты со мной так разговаривать? — вос¬ кликнула больная, внутренне содрогаясь от его присталь¬ ного сверкающего взгляда. — Почему только одну меня клеймишь ты? Разве мои грехи настолько вопиющи или одной мне нужно напоминать, что рано или поздно придут старость и смерть? Мне давно знакомы все старческие не¬ дуги, и я смело могу сказать, что готова к концу... 274