Том 4. Стиховедение

Таким образом, заслуга Блока в истории русской метрики — не в том, что он открыл чистую тонику или принял участие в ее открытии. Она уже была открыта до него. Его заслуга в том, что он открыл дольник, промежуточную форму между силлабо-тоникой и чистой тоникой: стих с колебаниями междуиктовых интервалов, но колебанием ограниченным; стих, в котором предсказуемость каждого следующего слога менее определенна, чем в силлабо-тонике, но не исчезает совсем. После «Вхожу…» мы можем ожидать только безударный слог, столкновения ударных в дольнике не допускаются; после «Вхожу я

…» возможен как ударный слог («…в темные храмы»), так и безударный слог («…в вы

сокие храмы»); но после «Входили мы

…» можно ожидать только ударного слога, безударный слог невозможен: строка «Входили мы в вы

сокие храмы» с ее 3-сложным интервалом выпадала бы из ритма дольника. Открытие дольника означало, что слух русского поэта и читателя стал тоньше: там, где старшее поколение видело только две противоположности, урегулированную силлабо-тонику и хаотическую тонику, новое поколение научилось видеть три переходящих друг в друга формы: урегулированную силлабо-тонику, полуурегулированный дольник и неурегулированную тонику.

Это развитие ритмического слуха давалось нелегко. Ф. Сологуб, например, не воспринял такой дольник совершенно: он писал (за редчайшими исключениями) или строгой силлабо-тоникой, или расшатанным чисто-тоническим акцентным стихом. Бальмонт тоже пользовался им очень мало; Брюсов умело перенял его у Блока, но применял очень редко, да и то как бы в качестве «чужого голоса», на грани стилизации («Дама треф», «Третья осень», «К русской революции»). Вяч. Иванов употребил его, по существу, один только раз, в «Песнях из лабиринта», причем 1-сложные интервалы у него преобладали над 2-сложными: он опирался на традицию немецкого дольника без посредства русской. У А. Белого он тоже довольно редок: Белый, как и Блок, сложил свою стиховую систему под перекрестным влиянием Вл. Соловьева и Брюсова, но влиянию Брюсова у него предшествовало влияние Бальмонта, породившее сложные экспериментальные стихи «Золота в лазури».

Зато младшее поколение поэтов — акмеисты — восприняли дольник как готовое выразительное средство и пользовались им легко и свободно (а более свободных тонических форм избегали). Решающий шаг в популяризации его сделала Ахматова («Смуглый отрок бродил по аллеям…», «…Перчатку с левой руки…», «Как велит простая учтивость…», «Все мы бражники здесь, блудницы…» и т. д.); за ней последовал Гумилев (по существу, лишь начиная с «Колчана»: «Рим», «Пиза», «Леонард», «Птица», «Наступление», «Смерть» и т. д.). Это проложило блоковскому дольнику дорогу в массовую поэзию (как 3-иктному, так и 4-иктному, и чередованию трех- и четырехиктных строк): он живет в советской поэзии у Есенина, Маяковского, Асеева, Суркова, Долматовского и т. д., ритмически эволюционирует, разветвляется на «есенинский», «гумилевский» и «цветаевский» тип и проч. (Невостребованным оказался только дольник немецкого образца, с преобладанием 1-сложных интервалов над 2-сложными: он встречается лишь в нескольких «морских балладах» раннего Багрицкого[309].) В пору «силлабо-тонического истеблишмента» 1926–1960‐х годов такой дольник ощущается почти как «шестой метр» при пяти классических — ямбе, хорее и т. д., такой же общепризнанный и упорядоченный, как они: 3-иктный преимущественно в лирике, 4-иктный часто и в эпосе. (Так в XIX веке жил при силлабо-тонике «кольцовский пятисложник».) Только начиная с 1960‐х годов — сперва в подспудной поэзии, а в последние десятилетия открыто — этот дольник (как и Блок в целом) стал ощущаться старомодным и вытесняться более свободными размерами.