Теоретическое осмысление новоосвоенного размера, как обычно, сильно отстало от практики. Брюсов в своей статье о Блоке называл его размер «сочетанием двухсложных и трехсложных стоп» (со ссылкой на Гейне), и это было по крайней мере точным описанием. Потом, включая этот размер в систему русского стиха, он объявил его разновидностью «рыцарского стиха» (книттельферса), а этот последний определил настолько расширительно, что всякие границы между стихом с интервалами в 1–2 слога и с более широким диапазоном интервалов расплылись и утратились[310]
. Последующие исследователи (С. П. Бобров, Г. А. Шенгели) преимущественно спорили о том, как интервалы разной длины уравниваются в произношении (дает ли 1-сложный интервал на фоне 2-сложного растяжение, «дуоль», или паузу, «лейму», — отсюда термин «паузник» как вариант названия стиха), — т. е. о вопросах не стиховедческих, а декламаторских. Ближе всех подошел в то время к определению ритмической специфики дольника молодой ученый И. К. Романович, — но его работа (1929) осталась устным докладом и не оставила следа в русском стиховедении[311]. Только в 1960‐х годах после обследования этого размера на обширнейшем материале окончательно утвердилось представление, что дольник — это стих с междуиктовыми интервалами, колеблющимися в пределах 1–2 слогов, независимо от стиля их произнесения; до того термин «дольник» употреблялся в самых разных и весьма расплывчатых значениях.Так выглядит роль Блока на переломе развития русского стиха начала XX века в области метрики — в освоении чистой тоники и переходных к ней форм. Теперь следует посмотреть, какова была его роль в области рифмы — в освоении неточных рифмических созвучий. Подробнее об этом рассказано в статье «Рифма Блока»[312]
, но изложенные там подсчеты и результаты могут быть дополнены новыми любопытными подробностями.Общая картина эволюции русской рифмы к настоящему времени в основном может считаться выясненной[313]
. Народный стих (или рифмованная проза) пословиц, загадок, свадебных приговоров и проч. свободно пользовался неточной рифмой, обычно естественно возникавшей из языкового параллелизма: «Пришла беда — отворяй ворота», «Ложкой кормит, а стеблем глаз колет» и т. п. Литературный стих, сложившийся в XVIII веке, отверг неточную рифму, потребовав строго выдержанной точной: чтобы совпадали и ударный гласный, и заударные гласные, и все согласные. На протяжении XIX века постепенно требования снизились, и вошла в употребление приблизительная рифма — с несовпадающими заударными гласными. На рубеже XX века начался новый этап, и дозволенными стали неточные рифмы. Главный перелом произошел около 1913 года, деятельность символистов и акмеистов была лишь подготовкой этого, да и участвовали в ней не все: Бальмонт, Сологуб, Гиппиус, Вяч. Иванов, Волошин, даже А. Белый остались верны точным рифмам. Главными открывателями неточной рифмы были Брюсов и Блок. Как обычно, у Брюсова эксперименты с рифмой были сосредоточены в отдельных стихотворениях и циклах, у Блока — равномернее рассеяны по всем стихотворениям (хотя в некоторых циклах можно заметить сгущения неточных: в «Пузырях земли», в «Снежной маске»). Но существеннее то, что направления разработки неточной рифмы у Брюсова и Блока были неодинаковы.Больше всего неточных рифм было среди дактилических: