Источник ритмики позднего Хлебникова — вольного дольника на трехсложной основе с расшатанными рифмами — можно видеть прежде всего в «Пузырях земли» Блока, которые и образностью своей из всего Блока ближе всего к молодому Хлебникову: «Золотистые лица купальниц, Их стебель влажен. Это вышли молчальницы Поступью важной В лесные душистые скважины…» или «На перекрестке, Где даль поставила, В печальном весельи встречаю весну. На земле еще жесткой Пробивается первая травка. И в кружеве березки — Далеко — глубоко — Лиловые скаты оврага…» (стих второго примера — нерифмованный, но созвучия перекрестке — жесткой — березки
и далеко — глубоко заставляют обманчиво ждать в нем рифм). Вольным дольником сверхдлинными строками (с обилием 2-сложных интервалов) переводил Бальмонт «Побеги травы» Уитмена (1911) — интерес Хлебникова к Уитмену известен. Вольным дольником сверхкороткими строками — преимущественно двухударными, как в «Береге невольников», — писал Вяч. Иванов в «Кормчих звездах» (подражая Гете и Фету: «И был я подобен Уснувшему розовым вечером На палубе шаткой При кликах пловцов…») и писал Кузмин в «Осенних озерах» (подражая народному двухиктному стиху: «…Что на севере муки И на юге, На востоке солнца И на западе, Видела Чистая Все муки людские, Как мучатся грешники…») — их обоих Хлебников считал своими учителями. Но эти образцы почти все были нерифмованные; открывать спорадическую рифмовку и сложное переплетение рифм приходилось помимо них.Первый случай сложного переплетения рифм в поэмах «Творений», как сказано, мы находим в «Марине Мнишек» (1912–1913): «„Тату! Тату! Я буду русская царица!“ Не верит и смеется, И смотрит ласково на дочку, И тянет старый мед, И шепчет: „Мне сдается, Тебя никто сегодня не поймет“. По-прежнему других спокойны лица. Урсула смотрит просто, кротко На них двоих и снова быстрою иголкой, Проворной, быстрою и колкой, На шелке „Вишневецкий“ имя шьет Кругом шелкового цветочка. Меж тем дворовые девицы Поют про сельские забавы…» (13-стишие ABCDBDAxEEDCA
); второй — в «Поэте» (11-стишие «…Как каменной липой на темени…», ABACCxDDx(EE)В). Обе поэмы при жизни Хлебникова не печатались. Еще раньше этот прием встречается у Хлебникова в двух стихотворениях, напечатанных в «Дохлой луне» (1912): в знаменитом рифмическом эксперименте «Я нахожу, что очаровательная погода…» (16-стишие ABCADxDxEEFFBCGG) и в «Числах» (АхВхАВСС); потом — в конце «Веко к глазу прилепленно приставив…» (1916), в «А я / Из вздохов дань…» (1918: «Нет, это не горы!..» — ABCCADDB) и, наконец, уже на пороге наших поздних поэм, — в стихотворении «Весеннего Корана…» (1919). Осознанность этого приема видна из того, что здесь следуют друг за другом постепенно усложняющиеся 4-, 6- и 15-стишия: «Весеннего Корана Веселый богослов, Мой тополь спозаранок Ждал утренних послов (АВАВ). Как солнца рыболов, В надмирную синюю тоню Закинувши мрежи, Он ловко ловит рев волов И тучу ловит соню, И летней бури запах свежий (АВСАВС). О, тополь-рыбак, Станом зеленый, Зеленые неводы Ты мечешь столба. И вот весенний бог (Осетр удивленный) Лежит на каждой лодке У мокрого листа. Открыла просьба „небо дай“ — Зеленые уста. С сетями ловли бога Великий Тополь Ударом рога Ударит о поле Волною синей водки» (ABCAxBDECEFGFGD).