Том 4. Стиховедение

Неточная рифма — это, как сказано, рифма с несовпадением согласных звуков. В женской рифме есть две позиции согласных звуков, на которых возможно такое несовпадение. Одна — финальная, на ней происходит обычно пополнение или усечение звука: ветер — на свете. Другая — интервокальная, на ней происходит обычно замещение звука: ветер — веч

ер. В народной рифмовке, а потом, например, в неточных рифмах Державина, Никитина или Брюсова предпочиталось расшатывание интервокального созвучия: «ложкой кормит, а стеблем глаза колет». Наоборот, в рифмовке ХХ века у Блока, Ахматовой, Маяковского и далее в 1920–1930‐х годах предпочиталось расшатывание финального созвучия, усеченные рифмы: ветер — на свете, учтивость — полулениво, колени — Лени

н. Но в последние десятилетия этот тип рифм решительно пошел на убыль и усеченные рифмы стали вытесняться замещенными: именно таковы возмущавшие Исаковского лава — лапа, сил

а — сито и проч. В количественных показателях это выглядит так: в старой манере, у Маяковского, в неточных женских рифмах финальное несовпадение (преимущественно усечение) составляет 77 %, интервокальное (преимущественно замещение) — 26 %; в новой манере, у Р. Рождественского, наоборот, финальное несовпадение составляет 15 %, интервокальное — 96 %. Место неточности в рифме как бы сдвигается с оконечности стиха вглубь его. Перелом от старой манеры к новой происходит у поэтов военного поколения: у Луконина соотношение финальной и интервокальной неточности еще 66 к 46, у Наровчатова уже 46 к 71.

И вот если посмотреть с этой точки зрения на строение неточной рифмы Твардовского, то мы увидим: в «Теркине» — типично старая манера, преобладание финальной неточности над интервокальной, 80 к 28; в «За далью — даль» — типично новая манера, финальная неточность отступает перед интервокальной, 45 к 66. Для «Теркина» характерны усеченные рифмы: махорки — Теркин, гимнастерки — Теркин, понтоны — тоно

м, посудите — водитель; для «За далью — даль» — замещенные рифмы: строки — дороге, полки — Волге, силе — России, зона — чернозема. Мы говорили, что количественно неточных рифм в «За далью — даль» меньше, чем в «Теркине», и что это — отражение общего спада рифмических экспериментов в 1940‐е годы; теперь мы добавляем: но качественно эти менее обильные неточные рифмы — нового типа, с углубленной неточностью, и это — предвосхищение нового подъема рифмических экспериментов в конце 1950–1960‐х годах. «За далью — даль» писалось в 1950‐х, чуткость Твардовского к новому в поэтической технике — исключительна, и это несмотря на кажущийся консерватизм его художественного стиля. Именно это мы имели в виду, говоря, что «Василий Теркин» и «За далью — даль» оказываются зарифмованы по двум противоположным системам рифмовки.

В заключение — еще две характеристики рифм Исаковского и Твардовского. Во-первых, законен вопрос: когда в неточной рифме происходит замещение согласных, то какие согласные предпочитают замещать друг друга? Присмотревшись, мы видим: преимущественно это однородные твердый с мягким (корку — Тёркин), глухой со звонким (строки — дороге) и, наконец, йот и различные сонорные между собой (силе — России, зона — чернозёма). По-видимому, слухом эти звуки воспринимаются как близкие друг другу. У Исаковского и Твардовского на долю таких замещений приходится около 75 % случаев, а на долю более резких случаев (дубрава — замирало, спасибо — Христине) остается только 25 %. Для сравнения укажем, что у Евтушенко и Вознесенского резких созвучий гораздо больше: соотношение около 55 % и 45 %. Это также одна из причин, по которым рифмовка Исаковского и Твардовского представляется нам более сдержанной и традиционной, чем она есть.