Фонологический аспект сверхсхемных ударений в ямбе и хорее был впервые отмечен Р. Якобсоном в 1933 году и подробно освещен в 1973 году (в первых его упоминаниях о «запрете переакцентуации» о нефонологичности ударения односложных слов еще ничего не говорится)[530]
; несомненно, его имел в виду и Н. Трубецкой, и здесь критика В. Е. Холшевникова вполне справедлива[531]. Действительно, на вопрос: чем отличается ударение односложного слова от ударения многосложного слова, если оно может занимать слабые позиции в двусложных размерах? — сам собою напрашивается (а в годы становления фонологической теории напрашивался еще настойчивее) ответ: тем, что оно непереместимо, несмыслоразличительно, нефонологично. Однако достаточно включить в поле зрения наряду с двусложными размерами и трехсложные, как станет ясно: дело не в этом. В трехсложных размерах сверхсхемные ударения могут падать не только на односложные слова («В час отлива на илистом дне…»), но и на двусложные, в которых они полностью сохраняют свою смыслоразличительность, фонологичность («Ты возьми мою́ руку, товарищ», «Я опять мо́ю руку под краном» — пример К. Тарановского). Запрет переакцентуации остается в силе (строки типа «Я мо́ю себе руку под краном» недопустимы), но, пока слова со сверхсхемными ударениями не выходят за пределы своего слабого места, они приемлемы в любом виде. Ограничения, таким образом, налагаются не на положение ударения в сверхсхемноударных словах, а на положение словоразделов при них: эти словоразделы не должны выпускать сверхсхемноударные слова за пределы слабого двусложия. Двусложные слова в трехсложных размерах и односложные слова в двусложных размерах могут занимать слабые места в стихе не потому, что их ударения фонологически особенные, а просто потому, что эти слова достаточно коротки, чтобы уместиться в междуиктовом интервале. Если так, то усовершенствование новой формулировки ритма русской силлабо-тоники, рассчитанное на то, чтобы охватить равным образом и двусложные, и трехсложные размеры, принимает приблизительно такой вид (А):1. стих представляет собой чередование сильных и слабых позиций;
2. слоговой объем сильных — 1 слог, слабых — 1 слог в двусложных размерах, 2 слога в трехсложных, 1–2 слога в дольнике;
3. последнее сильное место занято ударным слогом любого слова;
4. остальные сильные места могут быть заняты безударными или ударными слогами любых слов;
5. слабые места могут быть заняты безударными слогами любых слов или ударными слогами таких слов, которые не выходят
за пределы данного слабого места.Этим определение исчерпывается; дальнейшие подробности (о том, какие варианты заполнения каких позиций предпочитаются или избегаются) выражаются уже в понятиях не абсолютных, а относительных — «константы», «доминанты» и «тенденции» (введенных в русское стиховедение тем же Р. Якобсоном).
Если попытаться свести это определение в одну формулировку, то она будет иметь приблизительно такой вид (Б): русский силлабо-тонический стих есть стих, в котором упорядоченно чередуются позиции, которые могут и которые не могут быть заполнены ударными слогами слов, не имеющих ограничения на положение словоразделов.
Эта формулировка важна вот по какой причине. Известно, что тонический стих преимущественно регулирует в строке ударения, а силлабический стих — словоразделы (членящие строку на отрезки, слоговой объем которых непосредственно улавливается слухом). Чем больше внимания обращается в силлабо-тоническом стихе на положение словоразделов, тем больше его родство с чистой силлабикой: русский 5-стопный ямб с цезурой напоминает не только об английском и немецком силлабо-тоническом 5-стопном ямбе, но и о французском силлабическом 10-сложнике «4 + 6». Так вот именно наличие ограничений на положение словоразделов при словах, образующих сверхсхемные ударения в стихе, дает русскому стиху преимущественное право называться силлабо
-тоническим. Интересно сравнить в этом отношении русский и английский стих: в русском стихе сверхсхемноударное слово не может выходить за пределы слабого места в стопе («