Взяв с собою администратора театра, я с Н. О. Волконским поспешил на выручку. Лишь только мы приоткрыли дверь уборной, Есенин закричал:
“Администрация!..” Не зная, как уговорить разбуянившегося Есенина, администратор вынужден был позвать милиционера. Увидя милиционера, Есенин бросился бежать по коридору, причем по пути на лестнице он ударил шедшего навстречу Володю Богачева — мальчика, на обязанности которого было вызывать актеров к их выходу. Это возмутило Н. О. Волконского, и он, обладая значительной физической силой, нагнав Есенина, крепко ударил его в спину. Есенин продолжал бежать и, не зная расположения закулисных помещений, чуть было не выскочил на сцену во время хода действия. К счастию, его успел схватить стоявший на выходе артист А. И. Истомин, игравший почтмейстера. Дело кончилось тем, что Есенина повели в кабинет администратора и там начали составлять протокол. Помню, в это время вошел в комнату администратора заведующий постановочной частью и режиссер И. С. Платон. Увидя его, Есенин, внимательно всматриваясь в лицо Ивана Степановича, не без иронии и сарказма спросил его: “А что вы сделали для революции?!”, после чего И. С. Платон тотчас же скрылся.
Составив протокол, милиционер вывел Есенина из театра и этим инцидент был исчерпан» (РГАЛИ, ф. 2579, оп. 1, ед. хр. 23, л. 21).
На самом деле 6 апр. 1924 г. шел, как и указано в протоколах свидетельских показаний, спектакль «Недоросль», в котором принимали участие артисты Щербиновская и Истомин. В спектакле «Ревизор» они также были задействованы в указанных В. В. Федоровым ролях, но этот спектакль шел в другой день.
До судебного разбирательства дело не дошло. Вручение обвинительного акта не состоялось, и судебное заседание не было открыто (подробнее см.: Материалы, с. 328–332).
Памяти Есенина, с. 122–123, в очерке М. Д. Ройзмана «То, о чем помню» (вразбивку, без обращения, подписи и даты). Полностью — Есенин 5 (1962), с. 173–174.
Печатается по автографу (ИМЛИ, ф. 32, оп. 2, ед. хр. 5).
Заявление было передано секретарю Ассоциации М. Д. Ройзману, который вспоминал об этом эпизоде так:
«20 февраля 1920 года состоялось первое заседание “Ассоциации вольнодумцев”. Есенин единогласно был выбран председателем, я — секретарем, и мы исполняли эти обязанности до последнего дня существования организации. На этом заседании постановили издавать два журнала: один — тонкий <Гост.>, ведать которым будет Мариенгоф; другой толстый <“Вольнодумец” >, редактировать который станет Есенин. <...>
7 апреля 1924 года около десяти часов утра в нашей квартире раздался звонок, я отпер входную дверь — передо мной стояли Сергей Есенин и Всеволод Иванов. Они сняли пальто. <...>
Я спросил, дано ли разрешение на издание “Вольнодумца”. Он <Есенин> ответил, что теперь это его меньше всего волнует. Он подбирает основных сотрудников журнала, для чего встречается с многими писателями и поэтами. По его планам, в “Вольнодумце” будут участвовать не связанные ни с какими группами литераторы. Они должны вольно думать!
Он хотел печатать в “Вольнодумце” прозу и поэзию самого высокого мастерства, чтобы журнал поднялся на три головы выше “Красной нови” и стал образцом для толстых журналов. Конечно, в “Вольнодумце” обязательно будут помещаться произведения молодых авторов, только с большим отбором и условием, если у них есть что-нибудь за душой. <...>
Я спросил, кто намечен в сотрудники “Вольнодумца”. Сергей сказал, что для прозы у него есть три кита: Иванов, Пильняк, Леонов. Для поэзии старая гвардия: Брюсов, Белый, Блок — посмертно. Еще Городецкий, Клюев.
— А новая гвардия?
— Будет! Надо договориться впрок!
— Значит, имажинистов отметаешь, Сережа?
— С чего ты взял?
Он сел в кресло, попросил бумагу. Я вынул мою записную книжку “День за днем”, открыл чистую страницу с отрывными листочками и положил перед ним. Взяв карандаш, он стал писать <далее следует текст заявления>» (Восп., 1, 386–387, 394, 395, 396).
— Пусть Мариенгоф там распоряжается как хочет. Я ни одной строчки стихов туда не дам» (Восп., 1, 344, 346).