Том 9. Письма 1915-1968

Я много сплю, читаю, брожу и ничего не делаю. Вчера был на берегу, в том месте, где я строил для тебя дорожку из камней, помнишь? А сегодня на литфондовском автобусе ездил в Судак (через Старый Крым). В Старом Крыму была короткая остановка, и я успел пройти на кладбище, на могилу Грина. Она очень запущена, но вокруг нее множество высохших цветов, — кто-то приносит.

В Судаке — изумительное море, совершенно неправдоподобного цвета, во все стороны уходят мысы в синем тумане, и на круче над городком стоит генуэзская крепость — суровая и прекрасная со множеством мальтийских крестов, высеченных в камнях и латинскими надписями. Все стены — в маках и диких пионах. Крым в эту пору хорош, все цветет, все горы и долины — в густой сочной траве и в удивительном запахе. Особенно хороша вся горная и малоизвестная страна между Судаком и Коктебелем. Это — совершенно особенная часть Крыма. Приеду — все расскажу.

Приехал из Харькова старый писатель-украинец, страстный рыболов. Будем вместе удить рыбу. Уже приманили здешних «пацанов»., каждый вечер они целыми толпами приносят к столовой жестянки с маленькими крабами — наживкой. Я уже оборвал два самолова, но пока ничего не поймал. Морская ловля — это, конечно, не то.

Были очень холодные дни, но сегодня сразу потеплело и уже жарко. Я даже загорел.

Даже здесь приходится нести все «издержки славы» — назойливость людей, но я прекращаю все это очень сурово, — хватит с меня Москвы.

За одно утро у меня под окном расцвело больше сотни сиреневых ирисов. Пишу вечером. Море молчит, и только раз в полчаса вдруг накатится и уйдет волна.

Хочется писать, Танюша, но я все сдерживаюсь.

Обнимаю тебя, милый мой человек, нежная моя Тану-ша. Поцелуй Алешку. Как он там в Солотче?

Твой Костька.

Привет Прасковье Захаровне.

Пиши. И береги себя. Лечись!..

Купил у «пацанов» банку крабов, они расползлись по комнате и так быстро бегают, что никак не поймаешь.

Т. А. ПАУСТОВСКОЙ

18 мая 1953 г. Коктебель

Танюша, радость моя, что же это ты мне совсем не пишешь. Получил от тебя только одно письмо (первое из Солотчи) и телеграмму. Прошло всего десять дней, а кажется, что я тебя — не видел целые годы. Здорова ли ты, Танушка моя? Здоров ли мальчик? (Я ему послал на днях открытку.) Я начал тревожиться.

Телеграммы я писать не умею, — меня раздражает, что их читают чужие люди, вроде здешней телеграфистки — грубой девчонки по прозвищу «тетя Мотя». Живу здесь и, несмотря на красоту этих мест, все время думаю об отъезде и считаю дни.

Алешке здесь было бы плохо, — все комнаты без отопления и потому сырые. Полотенца за сутки не просыхают, простыни всегда влажные. К тому же — дожди и холодные ветры, и только временами вдруг прорывается короткое тепло. Горы — в облаках, в дыму <…>

Из Москвы ничего не пишут. Получил только от М. А. пакет с клубными повестками, но без всякой записки, А се-годна получил телеграмму от Географического издательства с просьбой разрешить им издать сборник моих рассказов и очерков о природе. Я, конечно, согласился. Что-то густо пошли сборники.

Я работаю — час, полтора в день.

Ловлю рыбу со скал у Карадага. Вода прозрачная, дно — совершенно сказочное, и я больше смотрю, чем ловлю. Вчера видел под водой морского петуха с лазурными крыльями и совершенно красную пурпурную рыбу. Говорят, это морской налим.

На днях рыбаки поймали в сети акулу, я взял ее хвост, хотел засушить, но хвост этот у меня со слезами выпросил маленький мальчик Шурка — сын сестры хозяйки.

Ходил третьего дня в Мертвую бухту (за мысом Хамелеон) с чудесным пожилым украинским писателем Горди-енко — неслыханным добряком и отчаянным рыболовом-неудачником.

Эта бухта — место таинственное, совершенно гринов-ское. Вода тихая, темного оливкового цвета, и из нее все время выскакивают огромные стаи кефали. Но на удочку они не берут.

Всюду нас преследуют знаменитые южные «пацаны» — Жорки, Витьки, Шурки — в рваных кепках ловят нам крабов, копают червей и вообще обслуживают с невероятным азартом и энтузиазмом. Расплата за все — только на крючки. Крючок по здешнему пацанскому твердому курсу равен трем рублям. Это уже выяснено <>

Рыба ловится плохо, — за 5–6 часов можно поймать трех-четырех бычков или «лопотух» — очень красивая рыбка с черным пятном на боку.

Никто еще не купается. В воде — 12 градусов. Я уже загорел и, говорят, посвежел.

Много читаю, но медленно. Прочел (второй раз) книгу художника Петрова-Водкина «Пространство Эвклида». Очень здорово. И прочел воспоминания знаменитого инженера-кораблестроителя Крылова. В ней, кстати, упоминается о родственниках Алеши Арбузова — Мандражи — старике (очевидно, деде) и сыне. Оба были агентами РОПИТ’а (Русского общества пароходства и торговли) и отличались необыкновенной деловой ловкостью.

Тань, Тань, присылай мне хотя бы коротенькие телеграммы. Ты молчишь, и из Москвы нет никаких известий (о квартире), и мне уже хочется сорваться отсюда и ехать к тебе, Тревожно почему-то. Очень я соскучился.

Здесь много детей, но такого сказочного мальчика, как Алешка, нет. Очевидно, он и вправду особенный.