Том 9. Письма 1915-1968

Извините великодушно, что я так долго читал Вашу рукопись. Но у меня было множество очень срочной и кропотливой работы с собранием сочинений, меня дергали каждый день, и не было возможности сосредоточиться.

Ваша «Хроника» мне понравилась, — от нее на меня повеяло нашей общей далекой и хорошей молодостью. Очень хорошо и точно дана эпоха, самый ее запах и вкус. Прекраойо найисйны люди, особенно хорош Лев Иванович и отец Николай Семенович. Кое-кого я, кажется, узнал, например, Андрея Белого. Простите, если ошибаюсь.

Я думаю, что эту вещь можно напечатать после некоторых исправлений (стилистических). Но где. Пожалуй, лучше всего в журнале «Москва». Надо показать ее главному редактору этого журнала Борису Сергеевичу Евгень-еву. Он человек со вкусом и с широким пониманием литературы. Вещь о Москве, — о ее прошлом, о предреволюционном времени, для журнала это подойдет.

Что касается исправлений, то мне кажется, что вещь нужно чуть упростить в смысле языка, — местами он слишком изыскан (это тоже в стиле тогдашней эпохи). Есть повторения образов («крылья облаков» и другие). Все это легко сделать.

Итак, действуйте. Желаю Вам успеха.

Ваш К. Паустовский.

3. А. НИКИТИНОЙ

25 сентября 1957 г<

Дорогая Зоя Александровна!

Посылаю три прочитанные рукописи. Сегодня вечером уезжаю в Одессу, потом в Батум и Ялту. Весь октябрь пробуду в нашем ялтинском Доме творчества (ул. Кирова, 9). Привет всем.

Мое мнение о рукописях.

Шарова «Три судьбы». Очень интересная книга, очень ценная для альманаха, несколько повторяющая манеру Поля де Крюи, но ничего не имеющая общего с научными суррогатами П. Книга написана с подлинной и большой гуманностью и органически соединяет сложнейшую научную теорию — неэвклидовую геометрию Лобачевского — с судьбой трех великих математиков — Лобачевского, Боли и Гаусса.

Есть повторы. Было бы лучше разбить книгу, особенно в научной ее части, на небольшие подглавки и дать каждой подглавке название. Это сделало бы материал более легким для читателя. Надо проверить (самому автору) язык, чтобы упростить его, так как местами он громоздок.

Н. Равич. Воспоминания. Печатать можно, очень интересные факты, особенно о Кольцове, но много уже известного и к тому же бегло рассказанного. Я слегка выправил рукопись. В разделе о Толстом есть место, очень характерное для Толстого, но вряд ли его следует печатать (стр. 8, отмечено вопросительным знаком).

А. Бруштейн. Суд идет. Необычайно непритязательный и искренний рассказ, написанный к тому же очень обыденным разговорным языком. Взят как будто незначительный случай, но на нем раскрыта и эпоха и даны очень лаконичные, сразу запоминающиеся образы людей. Стилистически рассказ надо бы немного почистить, — убрать из него обилие уменьшительных и ласкательных слов, — это все от «детской» литературы.

Всего Вам хорошего. Что слышно о Коле? Если не лень, то напишите мне в Ялту о столичных новостях.

Ваш К. Паустовский.

Т. А. ПАУСТОВСКОЙ

10 октября 1957 г. Ялта

Танюша, родной мой человек, в последние дни я много думаю о тебе и о себе и о нашей жизни, и если бы не эта проклятая астма, то я был бы, — в этом я уверен, — самым счастливым человеком на свете. Бог послал мне тебя, солнце мое, уж не знаю за что, за какие мои такие заслуги. Здесь, в Ялте, где так много прожито, все напоминает о тебе, каждая улица, каждый дом. Я очень-очень тебя люблю, Танюша. Я знаю, что из-за меня ты переносишь очень тяжелые для себя вещи и идешь на большие жертвы, — и это одно только мучает меня. Я оказался плохим, но я очень люблю тебя, и, может быть, от этого тебе не так трудно, как могло бы быть.

Пожалуйста, береги себя ради нас всех, хотя бы ради рыжего Алешеньки (все-таки он бедный мальчик, — слишком много у него всяких волнений).

Я очень соскучился (это — не то слово), мне теперь трудно жить без тебя, без Алешки, без Галки — должно быть, из-за возраста, из-за того, что начинаешь как-то особенно остро ценить каждый день.

Хотел вернуться домой раньше срока, но до срока-то осталось всего две недели, и я думаю, что доживу здесь, чтобы немного поработать. Погода исправилась, много солнца, и началась крымская осень — с ее удивительным воздухом. Но если станет невмоготу, то приеду раньше.

На пароходе дышать было тяжело, особенно когда шли у берегов Кавказа. Пароход очень комфортабельный, пышный, богато отделанный, но почти без вентиляции. В каюте было 30 градусов жары, и голова все время кружилась от дикой духоты.

В Крыму я дышу совсем хорошо.