Одесса очень хороша. Были на 16-й станции Фонтана у Соколова-Микитова. Он очень постарел. Приезжал к нам в Лондонскую. Были курьезы. Я пошел в Одесскую публичную библиотеку (посмотреть старые комплекты «Моряка»), молодежь узнала об этом, и кончилось все тем, что директор библиотеки вывел меня какими-то подземными ходами на дальнюю улицу, чтобы «спасти» от толпы, собравшейся около библиотеки. Такие случаи в том или ином виде повторялись и на пароходе, и в Сухуми, и в Батуми, и все это очень утомительно, и я боюсь теперь называть себя. Но Алянскому все это нравится, особенпо в' тех случаях, когда помогает жить. Он очень милый человек, но педант и ворчун.
На Кавказском побережье хороши только Батум и, как это ни странно, Новороссийск.
Сухум — заплеван, затоптан, запружен толпами пошляков и пропах бараньим чадом и бензином.
Сочи — пышный и неприятный город, расцвет «ампира». Батум — уютный, тихий, пропах кофе.
В Батуми с нами была Нина Алянская. Ездили на Зеленый мыс в удивительный Ботанический сад. Нина живет там в маленьком доме в густых тропических зарослях.
Новороссийск — очень морской, построен на каких-то полынных пустырях, в нем есть что-то гриновское. Масса рыбаков. А главное — нет курортников.
Ялтинский дом пышен, неуклюж, безвкусен. Так жаль старого чудесного дома. Сейчас внутри все в пунцовом и ядовито-голубом бархате — портьеры, гардины, мебель — все как в плохом бардаке или игорном доме<^…>
Здесь Либединский, Ступникер, Вирта с Таней, Данин, Разумовская Туся и очень милый человек Малюгин<\..>
Я начал работать, но как всегда после большого перерыва, пока что туго.
Был на Царской тропе в Ливадии, — там пустынно, доцветают последние цветы, очень трогательно и красиво.
Парк около нашего дома не изменился, — остался даже старый фонтан.
Очень мне интересно, что в Тарусе, д. б., уже уютно, по-зимнему. Не заматывайся, Танюша, и не торопись.<…> Обнимаю тебя, Танюша, моя радость. Не болей, не волнуйся. Поцелуй всех — и маленького кишонка-гимназиста, и Галку, и Марию Алексеевну.
Моя комната — окнами на порт. Комната маленькая, с балконом (лоджией). В доме — очень тихо.
Жду писем.
Твой Костька.
1958
6 января 1958 г. Таруса, Калужской обл.
Дорогая Ольга Порфирьевна!
Получил «Пятигорскую правду» с Вашей статьей.
Спасибо Вам большое за превосходную статью, каждая такая статья — это капля бодрости. Я далеко не избалованный человек статьями в столичной печати, очень люблю провинцию, — там люди непосредственнее, чище, отзывчивее и, вопреки шаблонному взгляду, гораздо лучше знают литературу и гораздо сильнее любят ее, чем москвичи.
А Ваша статья по своему «классу», — то есть по точности мысли и живости и чистоте языка, совершенно не «провинциальная».
Еще раз благодарю и крепко жму руку.
К. Паустовский.
Н. Д. КРЮЧКОВОЙ
21 января 1958 г. Таруса
Дорогая Надежда Дмитриевна.
Посылаю примечания к 5-му и 6-му томам.
Несколько разъяснений и просьб.
У пьесы «Стальное колечко» надо переменить название на «ПЕРСТЕНЕК». «Рождение моря» я меняю на название «ГЕРОИЧЕСКИЙ ЮГО-ВОСТОК». Если материала много, то можно вынуть «Снегопад» из 5-го тома, а из 6-го — «Случайные мысли» и «Предисловие к ненаписанной книге». Еще одна просьба, в 5-м томе в разделе «Литературные портреты и заметки» есть очерк «Приморские встречи». Будьте добры, посмотрите его в той части, которая касается репортера Ловенгарда. Нет ли там слишком открытых совпадений или повторений с тем же Ловен-гардом в «Потоке жизни», т. е. в статье о Куприне.
Вот, кажется, и все.
Жду гранок четвертого тома.
Ваш всем сердцем (как говорят французы)
К. Паустовский.
17 февраля 1958 г. Таруса
Дорогая Лидия Николаевна! Умоляю, — простите меня 8а мое безобразное молчание. Не сердитесь. Понять — это значит простить. Поэтому поймите и поверьте, что писать в течение прошлого года мне было трудно.
Я все время порывался писать Вам, постоянно вместе со всеми вспоминая Вас, думал о Вас, и все эти воспоминания были связаны с чувством глубокой нежности и грусти.
Мне сильно мешает сейчас моя астма. Она все усиливается, и потому сейчас я все время живу в Тарусе — маленьком городке на берегу Оки, в 130 километрах от Москвы. Так требуют врачи, — жить здесь или на юге, в тепле.
Я бесконечно благодарен Вам за то, что Вы перевели «Золотую розу» на французский язык. Я понимаю все трудности этого перевода, поздравляю Вас и просто преклоняюсь перед Вашим мужеством. Я знаю, какие муки испытывали переводчики «Золотой розы» на английский и немецкий языки, — они присылали мне отчаянные письма.
Сейчас я пишу Вам из Тарусы, из такой глубокой и снежной зимы, какую невозможно представить из Парижа, а тем более из Ниццы. Судя по почтовому штемпелю, Вы сейчас в Ницце.