Тонкий лед

Бывало, что приедут гости, и не о чем поговорить, однако тут явились давние соседи, и беседы текли рекой. Воины похвалялись подвигами и давали обеты совершить ещё больше оных, и чем больше выпивали, тем больше становились и похвальбы, и обеты. Женщины, приехавшие вместе с Хродвальдом и остальными (таковых имелось не очень много, однако они все же были) рассказывали Далле об урожае в их землях, о том, чем кормить овец, чтобы шерсть была лучше, и какие травы добавлять, когда готовишь кабана, которого заколют на Йоль. Новости из соседних долин текли рекой: там-то появилась новая вышивальщица, которая умеет делать на тонких тканях легкие узоры, и потому невесты заказывают у нее покрывала; в Хьёрте разлилась река, впадавшая во фьорд, и затопила часть пахотного поля и один жилой дом; появилась неподалеку новая предсказательница, говорящая с богами, и ее дар так силен, что вожди ее слушают; охотники в горах уже видели волков, и те постепенно набирают зимнюю злобу… Альвдис же почти все время молчала, хотя иногда и отвечала на вопросы, обращенные непосредственно к ней, или же улыбалась в ответ на шутку, или же дополняла ответы Даллы. Через некоторое время Бейнир позвал жену и велел сесть с ним и гостями, оказывая всем честь; тогда Альвдис пригорюнилась совсем. Она следила за «высоким» местом и заметила, что иногда отец, мачеха и Хродвальд поглядывают в ее сторону. Может, ей это только показалось, однако Альвдис решила поговорить с отцом при первом удобном случае. Не на пиру, не на глазах у всех (и тем более не в присутствии Хродвальда), а потом, наедине.

Шанс побеседовать с отцом выдался лишь на другой день утром. Пировали до поздней ночи, и Альвдис поутру подкараулила вождя, когда он выходил из спальни. Бейнир громко требовал подать меду, и сейчас же, однако, увидев дочь, остановился.

— Могу ли я говорить с тобой? — смиренно спросила Альвдис. Она прекрасно знала отца и знала, что поутру после пира он всегда в хорошем настроении: Бейнир редко страдал от похмелья, для этого нужно было выпить совсем уж много пива и пить его с неделю, а сейчас гости только что приехали, да и от неумеренных возлияний вождь обычно воздерживался.

— Хм… что ж, — Бейнир окинул взглядом зал, где под столами храпели гости, а слуги прибирали остатки пиршества и уже тащили новые кушанья. Начинался день, полный радости. — Пойдем.

Без помех поговорить в доме было невозможно: у каждого найдется дело к вождю, тем более люди уже видели, что он проснулся. Однако, если Альвдис хотелось поболтать с отцом, и он соглашался, то они шли в ее комнату. Там можно было сесть и не торопясь побеседовать.

Альвдис прикрыла дверь; Бейнир прошел по комнате и выглянул в окно. Отсюда был виден склон горы, поднимающийся вверх, и незаконченный дом, на строительстве которого трудились рабы, и дальше, выше, над сломом хребта — сумрачное небо. Кажется, скоро пойдет снег.

— Так что ты хотела сказать? — спросил Бейнир, отвернувшись от окна.

Альвдис нерешительностью в разговорах с отцом никогда не страдала. «Если что-то хочешь сказать, то говори прямо и смотри в глаза, — учил ее в детстве Бейнир. — Так я пойму, что ты говоришь правду, и услышу тебя».

— Отец, я заметила, как Хродвальд смотрит на меня… Не даешь ли ты ему надежду, что я могу стать его супругой?

— Хм… — Бейнир прокашлялся. Он не ответил сразу, и Альвдис поняла: так и есть! Хитрить вождь не очень-то хорошо умел. — Я бы на твоем месте подумал об этом.

— Отец! Но Хродвальд мне совсем не по нраву. Если честно, то не представляю, что я добровольно избрала бы его в мужья. — Альвдис старалась говорить спокойно и твердо, Бейнир не терпел ни слез, ни истерик. — Ты обещал, что дашь мне выбрать себе мужа.

— Тебе уже стоит подумать об этом, — повторил Бейнир. — Все равно однажды ты войдешь под сень священных деревьев и принесешь клятвы — так почему бы не поразмыслить, с кем именно?

— Мне еще восемнадцати нет, а замуж я пойду не раньше двадцати. Чем я хуже жительниц нашей деревни? Им ты позволяешь ждать, их родители позволяют — а мне уже надо думать о том, как свадьбу сыграть?

— Альвдис! — Бейнир выставил перед собою раскрытые ладони в знак того, что не желает ссориться с дочерью. — Остановись, не нападай на меня, словно волчица! Я ничего не обещал Хродвальду. Да, скажу тебе честно, он спрашивал о тебе, сказал много лестных слов о том, какой красавицей ты стала. С этим я согласился, но только с этим. По правде говоря, он и мне не сильно по нраву, а уж тебе в мужья я его и вовсе желать не стану. Хотя Далла и говорит, что он хороший воин и добрый сосед, и было бы недурным поступком укрепить отношения… Но мало ли у нас соседей! Я, скорее, не о Хродвальде с тобой говорю. Вот сын у Торлейва так хорош, ты видела? Он уже во многих битвах участвовал и годится для тебя в мужья, если, конечно, тебе приглянется.