Торговый дом Гердлстон

- Да, это была удивительная жизнь, - отвечал майор, вытянув свои длинные ноги в гетрах и глядя в потолок. - Вот уж не думал, что могу на старости лет остаться без средств. Впрочем, не разъезжай я, а сиди на месте, можно было неплохо жить на мою пенсию, но я однажды взял все свои деньги и отправился в Монте-Карло с намерением сорвать банк. Однако вместо этого ободрали там меня, ободрали как липку, и тем не менее я все равно верю в свою систему и не сомневаюсь, что выиграл бы, будь у меня денег побольше.

- Многие так говорят, - недоверчиво проворчал фон Баумсер.

- А я все-таки верю в свою систему, - упорствовал майор. - Послушайте, дружище, мне же всегда черт знает как везло в карты. Конечно, я в первую очередь полагаюсь на умение играть, но то, что мне везет, - это само собой. Помнится, как-то раз в штиль я на целых две недели застрял в Бискайском заливе на маленьком транспортном суденышке. Мы со шкипером старались убить время, играя в наполеон. Ну, сначала играли по маленькой, а потом ставки стали расти, потому что шкиперу хотелось отыграться. К концу второй недели все, что он имел, перешло ко мне. "Слушай, Клаттербек, - сказал он наконец, и вид у него при этом был довольно жалкий, - это судно более чем наполовину принадлежит мне. Я основной его хозяин. Ставлю мою долю в этом судне против всего, что я тебе проиграл". "Идет!" - сказал я, стасовал, дал ему снять и сдал. У него туз и три старших козыря, и он объявил "четыре", а у меня четыре маленьких козыря! "Жаль мне моих кредиторов!" - сказал он, бросая карты на стол. Черт побери! Я уходил в это плавание бедным капитаном, почти без гроша, а возвратился в порт с неплохими денежками в кармане да еще на собственном судне. Ну, что вы скажете?

- Вундербар! - воскликнул немец. - А что же шкипер?

- Коньяк и белая горячка, - изрек майор между двумя затяжками. - На пути домой прыгнул за борт где-то возле мыса Финистерре. Страшная штука карточная игра, когда тебе не везет.

- Ах, готт! А эти два ножа, там, на стене, - один прямой, а другой кривой. Они тоже с какой-нибудь историей?

- Так, эпизод, - небрежно бросил майор. - Странная история, но истинная правда. Видел собственными глазами. Во время Афганской кампании я конвоировал обоз с боеприпасами, который надо было переправить через перевал, а мы тогда были окружены со всех сторон этими разбойниками горцами-афридиями. У меня под командованием было пятьдесят солдат из двадцать седьмого пехотного полка и один сержант. А у афридиев был вождь, здоровенный такой детина, он стоял на скале, вон с тем самым, длинным, ножом в руке и всячески поносил наших солдат. А мой сержант был очень ловкий, сметливый, маленький такой темнокожий малый, и он не стерпел этой наглости. Да, черт побери! Он швырнул свое ружье на землю, вытащил вот тот, кривой, нож - это ножи гурков - и бросился на того здоровенного горца. И мы и наш неприятель прекратили стрельбу - стали наблюдать, как они сражаются. Когда наш сержант полез на скалу, их вождь бросился к нему и со всей силой нанес удар. Да, черт побери! Мне уже показалось, что кончик его ножа торчит между лопатками нашего сержанта! Но только тому удалось увернуться от ножа, и в то же мгновение он нанес вождю такой удар снизу вверх, что поднял его на воздух, и тут мы все увидели, что афридий уже похож на овечью тушу, вывешенную перед входом в лавку мясника. Он был рассечен ножом от низа живота до горла! Это зрелище нагнало такого страху на всех остальных негодяев, что они припустились улепетывать от нас во весь дух. Я взял себе нож убитого вождя, а сержант продал мне свой за несколько рупий, и вот теперь они оба здесь. Когда рассказываешь, это не очень получается занятно, но там было на что поглядеть. Я бы на этого вождя поставил три против одного.

- Никудышная была дисциплина, никудышная, - заметил фон Баумсер. Вышел из строя и бросился куда-то с ножом, да наш унтер-офицер Критцер, как дать попить, взбесился бы. - Фон Баумсер служил когда-то в прусской армии и все еще хорошо помнил годы муштры.

- Вашим упрямым колбасникам пришлось бы хлебнуть лиха в этих горах, отвечал майор. - Там каждый должен был действовать на свой страх и риск. Хочешь - лежи, хочешь - стой, хочешь - делай все, что тебе вздумается, только не беги. В такой войне вся дисциплина летит к чертям.