Тосты Чеширского кота

Бур у нас был годный. Трехлитровку невозможно вскипятить какой-нибудь маломощной фигнёй. Две солдатские подковы и изолятор из четырех обезглавленных спичек между ними прекрасно с этой задачей справлялись.

К подковам были примотаны электрошнуры с неслабым сечением. Провода оканчивались оголенными петельками.

– Ну, поехали, – сказал Джаггер и опустил бур в банку с водой.

Затем он приладил петельки на вилку от настольной лампы и воткнул эту конструкцию в розетку. Немедленно свет в караулке притух. Лампы светили в полнакала.

Послышалось мощное и мерное гудение, словно огромный электрический шмель пытается выбраться из банки наружу. Тут же из подковок забили пузыристые ключи, и через пару минут уже вся банка содрогалась от кипения.

Джаггер отключил агрегат, а Кролик с видом фокусника извлек откуда-то цибик чая и подкинул его в воздух.

– Вуаля! – воскликнул он. – На день рождения, чай индийский, высший сорт!

Кролик разодрал цибик и высыпал его весь в кипяток. Батя мечтательно потянул носом:

– Индийский чай слонами пахнет, – сказал он. – Хороший у меня день рождения, – продолжил Батя. – И чаю хорошо бы попить.

– Так пей, чего ты? – удивился Кролик.

– Так не но́лито, – важно сказал Батя, – в день рождения самому себе не наливают.

Видимо, он сильно загордился, пообщавшись с сержантом на короткой ноге.

– Дык, я вам сейчас налью! – шепотом, чтобы не разбудить Налимова, закричал Панфил.

И мы принялись пить чай.

…За чаем мы играли в популярную солдатскую игру, припоминая названия спиртных напитков и сигарет, которые нам посчастливилось отведать в гражданской жизни.

Азартный Джаггер жульничал и называл какие-то лишь ему известные изделия винной и табачной промышленности. Пытался убедить нас, наивных, что ему доводилось куривать сигареты «Житан», запивая их «Араком» и «Кальвадосом».

Батя же, напротив, норовил козырнуть рассыпным самосадом и самогоном, настоянном ради крепости, на курином помете.

В итоге первое место разделили Кролик и Панфил, одновременно заявившие о египетском винном пойле «Абусимбел» и коньячном напитке «Матра», даре братских социалистических славян.

Я, как непредвзятый судья, подтвердил, что видал эти сказочные напитки в магазинах и даже лично пробовал их.

…Когда трехлитровая банка черного чая опустела, и мы перекурили, Батя отколол вот какой номер. Он завалился на топчан, закинул ногу на ногу и вдруг извлек из-за пазухи книжку. Открыл её, и натурально начал перелистывать страницы, слюнявя палец. Изумлению нашему не было предела.

– Батя, что это?! – поперхнулся папиросным дымом Панфил.

– Батя, да ты оборотень, – восхищался Чучундра.

– Филиппок, гадом буду, Филиппок, – веселился Кролик. Батя невозмутимо листал страницу за страницей.

Я присмотрелся. Обложка показалась мне знакомой. Что-то сиренево-фиолетовое. Ленинградские мостики. Какой-то усач в очках-консервах на древнем аэроплане. Ну, точно!

– Батя, ты с ума сошел! У меня была такая в детстве пионерском загорелом. Может, и сейчас дома где-то валяется, если друзья не зачитали. Это «Сундучок, в котором что-то стучит». Верно? Это же детская книжка!

– О! И у меня такая же есть, в смысле, была, – заявил Джаггер, – смешная книжка. Я знаю – это продолжение. Есть еще первая часть, в классе у нас очередь была на нее.

– Где ты её выкопал, Батя? – спросил Кролик. – Ты бы ещё приключения Буратино приволок. Совсем бравый зольдат в детство впал.

– Я сегодня в библиотеке был после чайной, – объяснил Батя, – чтоб вы не думали, что очень умные и в очках, как Чучундра. Там есть библиотекарша. Тилигентная женщина с титьками…

– Интеллигентная! – обрадовался Чучундра.

– С титьками! – восхитился Джаггер.

– Тихо! Ну и что дальше было, а? Батя, правду говори, – зловеще велел Панфил.

– Ничего. Печеньками угостила меня. Сказала, что солдатам нельзя со всех полок книжки брать. Дядя Ваня-замполит запретил. Только с одной полки можно. Я там и нашел. Не очень пока понятная книжка. Пионеры, изобретатели какие-то, пуделя. Зато картинки смешные.

И Батя продолжил листать свою книгу.

– Редкость, между прочим, – сказал Панфил, – теперь эту книгу не достать. Их из всех библиотек изъяли. Это у нас – медвежий угол и замполит полудурок не сподобился. Или особист не доглядел.

– А что с ней не так, с книжкой-то? Она же для детей, – удивился Джаггер.

– С книжкой-то всё так, a вот с автором не очень, – объяснил Панфил, – это же Васька Аксенов написал!

– И что? – спросил я, поскольку, мне это имя тогда не говорило ровным счетом ничего. Да и не был я приучен обращать внимание на авторские имена, хоть и читал запоями.

Панфил же авторов помнил хорошо и имел манеру называть их так, словно давно и коротко знаком был c каждым. Есенина он называл не иначе, как Сережка. Пушкина – Сашка, Катаева – Валька. Единственный, кого Панфил величал полным именем – Виктор, хотя и без отчества, был Астафьев.

Впрочем, и ему не мог простить Панфил подпись под письмом против «Машины Времени».