– Не за что. До связи.
Панфил отключается. Теперь можно и перекурить. Я на Первой Площадке. Как же я сюда попал?
…Весной 1984 года, когда день начал расти, и полярное сияние всё реже и реже полыхало в чёрном небе, в учебку заявились деды с Первой Площадки.
Вся компания была небрежно одета и изрядно под мухой. Деды лыбились, распространяя аромат хорошо выдержанной браги из сухофруктов. Покалякав c сержантами, дедушки изъявили желание посмотреть на гусей.
– Ну, здравствуй племя молодое, незнакомое, – вступил один из дедов, называвшийся Бесом, – как житуха? Не обижают? Если обижают, скажите, мы добавим!
И вся гоп-компания расхохоталась, довольно, впрочем, добродушно.
– Мы скоро уходим, – заявил Бес, – кто-то сейчас, кто-то через полгода. Нужны шарящие гуси. На посты мы вас натаскаем, пеленговать научим. Или заставим. Не в этом дело…
– Вот этот крендель, – продолжил Бес, повертев из стороны в сторону совсем уж пьяненького дедушку, – наш художник. Вангог. Эй, Вангог, покажись-ка молодым.
Вангог, ласково улыбаясь какому-то шедевру внутри себя, тихо покачивался.
– B общем, нужны художники. Художники есть?
Художник у нас был. Его, правда. звали не Вангог, а Айвазовский, но дело свое он знал. Айвазовский отмалчивался, поскольку не собирался ни на какую Первую Площадку даже гипотетически.
Место, даже в нашей части, имевшее славу конченого вертепа и гнезда анархии, не привлекало Айвазовского. Ему была твердо обещана должность ротного художника Второго Подразделения микрофонщиков, и лучшего он не желал.
Дедушки огорчились.
Вангог так даже едва не всплакнул.
– Что же я на дембель не уйду совсем, раз замены мне нет? – горько спросил он.
– Не плачь, Вангог, – утешил его Бес, – найдем тебе на замену какого-нибудь кренделя
– Понял я, художников нет. Но может быть, кто-то рисовать умеет? – переиначил свой запрос Бес.
– Я умею немного, – сказал я, даже не зная, зачем я это говорю, вот уж точно, бес под руку толкнул.
Деды радостно зашумели, а Вангог так даже обнял меня.
– Ты у меня жить будешь, как сыр в смазке, – пообещал он, – лично создам все условия для творческой атмосферы. Курево, чифир, одеколон, все будет! Все обделаем на площадке, как Микеланджело в Ватикане. Ведь пока ленинскую комнату резьбой не покроем, мне на дембель не уйти. Но если ты рисуешь как Бендер, не взыщи, всю палитру размалюю. Это я тебе говорю как художник художнику.
– А на гитаре не умеешь? – спросил Бес, видимо на всякий случай.
– Умею чуток, – потупился я, проклиная свой длинный язык, – только у меня слуха нет. И голос так себе.
– Вот это крендель! Слуха нет, голоса нет, а все равно поет-играет. Такие нахалы нам нужны, – закричал Бес, – а водку ты пьешь? В Бога веруешь?
Я покивал утвердительно.
– Слушай, Сизый, – обратился Бес к одному из дедушек с тремя лычками на погонах, – поговори с Пузырем, он тебя слушает. Повар будет, техника найдем, а пеленгаторщика, да ещё чтоб лабал худо-бедно и малякал, считай мы уже нашли. Скажи ему, что пацан рисует как Петров-Водкин. И если он его не выкупит сразу после учебки, то пусть своих Карлов-Марлов сам малюет вместе с Дядей Ваней.
Видимо переговоры прошли успешно, поскольку по завершению курса в учебной роте я был вызван в штаб с вещами. Кроме меня там же оказался и Кролик.
В кабинете дежурного нас ожидали сержант Сизый, Бес и ещё один, незнакомый гусь, которого они промеж себя называли Толстым.
Капитан с красной повязкой на рукаве шепелявой скороговоркой зачитал нам приказ. Из него следовало, что я, Кролик и пока незнакомый нам Толстый, отправляемся служить на Первую Площадку. Я – пеленгаторщиком, Кролик пеленгаторщиком-техником, а Толстый поваром.
– Машина ждет, пишите письма, – напутствовал нас капитан. Панфил, Джаггер и Чучундра были направлены во Второе Подразделение микрофонщиками. Батя угодил в Пятую хозроту.
Я не знал, радоваться мне или огорчаться. Неизвестность волновала.
Сизый сказал Бесу:
– Пусть молодые слетают в учебку. С корефанами простятся.
Мы с Кроликом переглянулись. Слышалось это довольно зловеще.
– Мы что, их уже не увидим? – спросил я, и голос мой предательски дрогнул.
– Конечно, не увидите, разве что через неделю, когда в баню и в кино в часть пойдете, – сказал Бес. – А пока, у вас есть пятнадцать минут, опоздаете – пешком пойдете. Живо, молодежь, дедушки в чайной пока сгущенки поедят. Машина у штаба.
И мы с Кроликом побежали прощаться.
В ознаменование разлуки Панфил прочел нам стихи…