Продукты мы получали раз в две недели. Толстый и ещё пара свободных от смен добровольцев под предводительством прапорщика забирались в грузовик или в вездеход, смотря по погоде, и отправлялись на склады. Там, на складах, в этих сказочных пещерах Аладдина было всё. Мороженые говяжьи и оленьи туши. Мешки сырой заледенелой рыбы. Чай и сухофрукты. Круги сушеной картошки и жестянки сухого молока, консервированные овощи и тушенка, масло, сахар, сгущёнка, – словом, все те прекрасные вещи, которые только и могут примирить Воина Арктики с суровой действительностью.
Правила хорошего тона предписывали непременно что-то попятить со склада во время процедуры выдачи продовольствия.
В этот раз ответственным был прикомандирован к нам сам Грибной Прапорщик, Опёнок. Командиры старались его особо загрузить к концу декабря, чтоб, гадина, не запил под Новый Год. Запить хорошенько Опенок уважал. И из-за невозможности сделать это немедленно, в преддверии праздника, пребывал в настроении скептическом. А именно – материл вполголоса командира, замполита, советскую власть, тёщу и свою прапорскую судьбу. Кроме того, нас он называл не иначе, как херопуталы.
…Помогать Толстому вызвались я и Царь Додон.
После того, как самая тяжелая и грязная часть, а именно погрузка мороженого мяса и рыбы, была завершена, мы перебрались на теплый склад. Пока я отвлекал прапорщика-кладовщика, Толстый с Додоном натырили сгущенки и чая. После этого, мы начали получать продукты по ведомости, и тут дело застопорилось.
У кладовщика и Опёнка не сходилось количество консервов и лаврового листа. Спор едва не перешел в рукопашную, прапорщики начали обвинять друг друга в повальном воровстве. Мы под шумок позаимствовали еще пол-ящика печенья.
– Мне бы еще бочку варенья и к буржуинам! – пыхтел Толстый, прижимая трофеи к животу.
Добычу мы спрятали под ветошь в кузове и прикрыли мешком мороженых чиров.
Прапорщики между тем плюнули друг другу на валенки, и Опёнок заявил, что он прекращает приёмку продуктов и идет разбираться в штаб. Кладовщик на это сообщил, что закрывает склад и тоже идет жаловаться на жулика Опёнка.
– А нам куда? – закричали мы.
– Погуляйте пока, – разрешил Опёнок и рванул рысью, надеясь подать челобитную первым.
– Хорошенькое дело, «погуляйте»… Всё ж не лето. Мороз хоть и не сильный, но градусов двадцать пять точно есть…
Мы погуляли возле склада минут двадцать. Прапоров не было.
– Может их обоих командир уже арестовал за воровство и расстрелял у штаба? – предположил я.
– Хорошо бы, – откликнулся Толстый, – я бы вообще ворюг расстреливал сразу, или руку бы отрубал.
– Себе отруби, – посоветовал Додон, – забыл, как ты нам рассказывал, что вытворял в вагоне-ресторане? Как в фарш манку примешивал и коньяк чаем разбавлял?
– Я – другое дело, – убежденно отвечал Толстый, – я чисто по профессии! Так полагается. Такое наше дело поварское. А у своих я не беру.
– Мужики, – сказал я, – пошли в свинарник, тут рукой подать, тепло там, хоть и воняет. Перекантуемся полчасика.
Дверь была не заперта и мы пробрались в хлев. Свинарь обнаружился в своей кублушке совершенно пьяный. Свиньи лежали в загородках. Между ними суетились, повизгивая, розовые, мелкие поросята. Одна свинья повернулась набок, и поросята бросились сосать молоко, расталкивая друг друга и трогательно вертя голыми хвостиками.
– Какие лапочки! Прелесть! – восхитился Толстый, – я знаю, это кондиция «поросенок молочный», я учил в техникуме. Их надо запекать целиком в духовке под сметаной. Получается такая нежная хрустящая корочка.
Тут Толстый хлюпнул громко, втягивая набежавшую слюну.
– Давайте возьмем одного, – заскулил Толстый, – гляньте, как он на меня смотрит, он меня полюбил, кутя-кутя, на-на…
– Толстый, успокойся, – попросил я, – ну откуда у нас сметана?
– Будет сметана! Я сам в Тикси в самоход сбегаю. Сам! Ну, давайте возьмем одного? Или двух?
– Глупо не взять, однако, – подтвердил Додон.
Толстый, воодушевленный, залетел в кублушку и затряс свинаря:
– Брат, братишка, проснись, дело есть!
– Кого? Куда? – перепугался свинарь, спьяну и спросонья увидев нас.
– Тьфу, черти, напугали, – забормотал он, приходя в себя и закуривая, – приснилось, что свиньи шапки военные надели и толкают меня… такие рожи у вас… Чего хотели?
Толстый объяснил наше дело.
– По полной пачке «Беломора» за каждого, – сообщил свинарь цену, – давайте папиросы, а дальше дело ваше, если что, я вас знать не знаю. Только учтите, они, суки, визжат, – и завалился спать снова.
– Так, – сказал Толстый, – и что теперь, как их нести-то? Как их вообще носят?
Он попытался схватить поросёнка, и тот недовольно взвизгнул довольно громко. Все свиньи осуждающе посмотрели на нас.
– Порося, сперва, надо убить, однако, – сказал Додон, – делать это нужно тихо. Смотрите.
Он огляделся, обнаружил на полу грязную лужу, всю в опилках. Присел на корточки, протянул руку щепоткой в сторону гладкого поросенка. Тот доверчиво выдвинул свой пятачок, что бы понюхать руку. Тут коварный Додон молниеносно ухватил свинку за уши и сунул рылом прямо в лужу.