Товарищ гвардии король

— Герр фельдфебель, — стуча зубами перевёл рядовой Ламм, — они хотят нас съесть. Предварительно облизав пальцы.

— Нам? — Кребс икнул и посмотрел на свою грязную ладонь.

— Ну не себе же? — солдат спрятал руки за спину.

— А зачем?

— Не знаю. Видимо таковы варварские обычаи.

Фельдфебель мысленно простонал, проклиная обер-лейтенанта Руммениге, пославшего на такое самоубийственное задание. Какие, к тойфелям, русские?! Бежать, срочно бежать… Топот за спиной доказал, что не только в командирскую голову приходят умные мысли. Но автоматная очередь и последующая за ней команда лишили надежды на спасение хоть кого-нибудь из расчёта.

— Хальт, хара мангыт!

Кребс послушно вскочил, выполняя приказ, и осторожно оглянулся. Видимо странный человек с узкими глазами стрелял поверх голов, так как застывшие в самых причудливых позах артиллеристы были живы. Хочет сделать запасы продовольствия? Скорее всего, потому что в азиатский гуманизм фельдфебель не верил, а слово "человеколюбие" и сам полагал чисто гастрономическим термином.

— Вы куда собрались, однако? — удивился Бадма неожиданной резвости гостей. — Не видишь — танк лечить надо? Арбайтен, понимаешь?

— Арбайтен? — немец с готовностью ухватился за знакомое слово.

— Натюрлихь! — блеснул эрудицией танкист. — Представляешь, какие-то шутхэры гусеницу порвали. Ремонтировать поможешь? Или боишься лишний раз задницей пошевелить?

— Просят помочь, — опять перевёл Ламм. — Иначе обещают порвать задницу шевелящимися гусеницами.

— Это как?

— Не могу знать, герр фельдфебель. Да и не хочу узнавать. Может, отремонтируем?

Несмотря на относительную храбрость Кребс также не был склонен к рискованным экспериментам и предпочёл согласиться. Через пару минут он уже деловито командовал своими солдатами, ежесекундно оглядываясь на полученный щедрый аванс — настоящий белый хлеб и небольшой кусочек копчёного шпика. От них так одуряющее пахло позабытой роскошью, что почти сразу же пришлось попросить убрать отвлекающее великолепие.

Но всё же до чего наивны эти нерусские! Да за такую щедрую плату можно было заставить толкать танк вручную до самой ремонтной мастерской. Страшно подумать — после окончания работы обещано три буханки и килограмм шпика на семерых! Это за гусеницу, а за ремонт башни — по банке тушёнки на двоих. Командиру — целую.

— Ламм, переведи… Господам танкистам не нужна почти новая пушка очень недорого? Что? Только прицел и затвор? Договорились. Гюнтер, сходи…

Вроде всё. Приказы розданы, личный состав озадачен, добровольные помощники принуждены к трудолюбию и добросовестности. Чего ещё желать? Бадма присел на нагревшуюся за день броню и зорким взором окинул местность. Как тут люди живут? Или здесь не люди? Ни степи ни тайги нет, в редком лесу каждое дерево пронумеровано, все звери в ошейниках… Где красота, где полёт вольной души? Срамота, однако.

А дома сейчас… А дома широкая степь, убегающая под копыта верного коня, деревянный восьмистенок у речки, ласковая дочь Очира-пастуха Сэсэгема, на которой надо непременно жениться сразу же, как только отпуск дадут. И зазвучала над немецкой равниной, похожей на чистенькое и ухоженное кладбище, красивая песня о большой любви. Мелодичная как хрустальное журчание весеннего ручейка, прекрасная как гроза над Байкалом, гармоничная как атакующий танк…

Уе сагшье унгэроол даа

Угхэньшье сайжа захалаал даа.Би шамда яа золгохоо ерээбТуруушиин дууран, туруушиин дууран.Би шамда яа золгохоо ерээбТуруушиин дууран, туруушиин дууран.

Глава седьмая

Все мы люди и конечно

Все доедем до конечной.

Все мы выйдем на конечной

В аккурат у райских врат.

И Господь нас спросит: — "Дети,

Чем прославились на свете?"

Что мы Господу ответим?

Тем, что пьём по три ведра?

Тимур Шаов.

Тюрингия. Берег реки Циммерманбрюккенстром.

— Да, герр штандартенфюрер! — в голосе обер-лейтенанта Руммениге, только что получившего звание майора, звучали подобострастие и ликование одновременно. — Нет, русских у моста точно нет. Что? О, я-я, да здравствует Великий герцог Гудериан!