Трали-вали

С этого момента двери в оркестре почти не закрывались: «Извините, а правда…», «Разрешите…», «А можно…», «Ну, товарищ лейтенант…», специально ходили посмотреть на ребят, познакомиться… И офицеры, и разные старшины, и дембеля, и салаги… кому удалось вырваться, зайти, отлучиться… Всем было интересно. Лейтенант Фомичёв, дирижёр, с отчаянным возгласом – «Достали уже!», приказал даже табличку специальную быстренько изготовить, на верёвочке, с надписью «Не входить! Не стучать! Идёт репетиция»… Куда там! Табличку все вроде на дверях видели, а надпись похоже не замечали, смысл игнорировали… «Можно, тов.»… «Ёшь твою в корень, закройте дверь! Там же написано…», «Где?»… И целый день так, целый день…

А в столовой… Вообще отпад. Весь кухонный наряд вываливался в зал, или в «амбразуре» раздачи высовывался, вкусно ли было воспитанникам, наелись ли, нужно ли дэбэ, может, ещё! Офицеры, срочники, ревностно наблюдали – не обидел ли кто, так ли всё с мальчишками как надо.

Мальцев, их вроде бы батя, дядь Гена, горстями чуть ли не каждый вечер из карманов мальчишек вытаскивал подаренные солдатами разные сладости, армейские солдатские значки, пуговички, звёздочки, нарукавные нашивки, дембельские погоны, и прочую фурнитуру… Своя каптёрка образовалась. А солдатскими ремнями с бляхами, мальчишки через день, если не каждый день, с кем-нибудь да – на память – менялись. Полковые ротные старшины, те шли дальше, и вширь, и вглубь. У каждого воспитанника уже было по подаренной именной планшетке, с полным набором инструментов от компаса, до курвиметра; естественно противогазы, каски, фляжки, по набору поясных подсумков, перешиты – подогнаны, офицерские портупеи, по сапёрной лопатке, даже плащ-палатки у мальчишек появились… Музыканты подозревали, что в некоторых каптёрках, к зиме перешиваются пацанам шинели, зимние комплекты х/б, ещё что-нибудь такое-этакое…

С ними в полку появилась моральная в армии «отдушина». Важная и необходимая. Дисциплину в полку как не зажимай, она будет скрипеть, скрипеть, как перетянутая ключом гайка, греться, или «приварится» к болту в конце концов, или сорвётся, а тут… И отвлекающий, и настраивающий образец тебе, и стимул. Кто братьев своих маленьких в них видел, кто детей, кто внуков… И заботились, и ревновали их к музыкантам, и гордились ими, и радовались за них. Даже в тоне общения между собой у военнослужащих появилась лирическая нота, или ностальгическая, или не поймёшь какая, но тёплая. Даже в глазах это закрепилось, во взглядах… И полк внешне заметно подтянулся глядя на мальчишек, и офицеры друг другу выкать стали, словно что-то глубоко офицерское – забытое – проснулось…

Часа на полтора-два в день, Мальцев отпускал мальчишек со старшинами в роты – у старшин даже очередь своеобразная образовалась. Хвастали своим «хозяйством», знакомили с бытом, главное, показывали военные достижения. От макетов зенитных комплексов, машины, механизмы, включая живое семейство артиллерийских орудий в полку, до разборки-сборки боевых ППС, и автоматов «Калашникова»…

Мальчишки прибегали к Мальцеву переполненные восторженными впечатлениями, перебивая друг друга рассказывали, какая пушка дальше всех бьёт, у какой калибр больше, чей снаряд самый тяжёлый! Как легко пистолет разобрать и собрать, а автомат так вообще… Правда у Генки сил порой не хватало мастерски, ребром ладони выбить автоматный шомпол из гнезда и быстро отстегнуть флажок трубки газораспределительного механизма, но в остальном он от Никиты почти не отставал. «Физики не хватает, – со вздохом, повторяя чьи-то слова, огорчённо замечал Генка, и тут же бодро добавлял. – Но ничего, Москва не сразу строилось… Нарастёт». Это он про физику, про силу значит.