Мы все со школьной скамьи знаем о юности Авраама Линкольна – о бедности, амбициях и чувстве ответственности мальчика из бедной фермерской семьи. Учебники истории дают понять, что личность нашего самого выдающегося президента сформировалась в его детстве. Но такое детство вообще-то породило ничем не примечательного взрослого – человека, который занимался то тем, то другим, состоял в сложном браке, ничем не выделялся в конгрессе, переживал страшные приступы того, что в наши дни диагностировали бы как депрессию. Этот человек шагнул в историю не из детства, а из глубокой трансформации в 30-летнем возрасте. Только тогда он открыл для себя, куда идет и что реально может сделать. Из темного времени в своей внутренней нейтральной зоне Линкольн вынес семена будущего, откуда и начал быстрое восхождение к президентству, которое никто не мог предвидеть еще несколькими годами ранее. Ганди, Элеонора Рузвельт, мать Тереза из Калькутты, Уолт Уитмен – несть числа именам знаменитых людей, начавших жить заново в разгар трансформаций взрослой жизни. Некоторые из них поняли, что они на самом деле хотят, и затем изменили свою жизнь; других вела сама жизнь, и только впоследствии, в состоянии трансформации, они поняли, что не хотят просто следовать благоприятным стечениям обстоятельств.
Но приводить слишком много подобных примеров опасно, так как из этого напрашивается вывод о том, что лишь великие или исключительно талантливые люди способны следовать путем самообновления через трансформацию; это предполагает, что только особенные люди могут совершать новые начинания во взрослой жизни. И по тому, что эти люди стали так успешны, легко вообразить, что сомнения и смятение, которые мы испытываем, когда стараемся совершить новое начинание, являются очевидным доказательством несвоевременности, нехваткой ресурсов или выбором неверного направления.
На самом деле все обстоит иначе, и каждому, кто пытается предпринять новое начинание, необходимо это понимать. Новые начинания доступны всем, и все переживают связанные с ними трудности. Хотя мы все и желаем новых начинаний, что-то в нас этому сопротивляется, как будто мы совершаем первый шаг навстречу несчастью. У каждого своя версия этого беспокойства и замешательства, но, так или иначе, все они проистекают из страха, что реальное изменение уничтожает прежние освоенные нами способы отождествления себя с тем, кем мы являемся и что нам нужно. Делать то, что мы на самом деле хотим, означает то же самое, что сказать: «Я, уникальная личность, существую». Это значит утверждать, что мы являемся самостоятельными в гораздо более глубоком смысле, чем мы себе представляли, когда только начинали взрослую жизнь. Тот более ранний процесс подразумевал лишь независимость; этот же – автономию и твердую личностную цель, на которой она основана.
Великие люди указывают нам путь, но ради того, чтобы быть примером для всех остальных, они часто скрывают свидетельства своего замешательства. Когда Элеонора Рузвельт оглядывалась на свою собственную болезненную трансформацию в возрасте 35 лет, она писала: «Где-то на пути нашего развития мы открываем, кто мы на самом деле, и тогда делаем подлинный выбор, за который несем ответственность. Принимайте это решение в первую очередь для себя, потому что вы никогда не сможете прожить чужую жизнь, включая даже жизнь собственного ребенка»[55]
. А не сказала она того, что совершила это открытие лишь после ужасного времени разочарования и дезориентации, которое едва не убило ее. Она узнала, что у мужа был роман с подругой, которой она больше всех доверяла. Она возродилась из осколков своей разрушенной мечты о святости брачных уз, борясь с застенчивостью и неуверенностью в себе, чтобы по праву стать видным общественным деятелем, которым до конца своих дней и оставалась.Для совершения успешного нового начинания одного упорства недостаточно. Важно понимать, что внутри нас подрывает нашу решимость и ставит под сомнение планы. Один из участников семинара по трансформациям был очень близок к истине, когда сказал: «Во мне живет упрямый старый иммигрант, который до смерти боится всего нового и верит, что единственная возможность выжить – это делать все по-старому, медленно и безопасно». Этот мужчина был ученым, чьи родители-иммигранты всю жизнь существовали в жестких рамках городского гетто. И хотя он совершил много внешних изменений, он все еще жил в соответствии с кодексом безопасности, которому они научили его в детстве: «