Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2015

«Будет ли обзорная лекция по советским фантастам (Альтов, Гуревич)?» Будет обязательно, потому что у меня же в этом году как раз американский курс «Советская фантастика». Конечно, будет.

«Что почитать, чтобы проникнуться жизнью советского студенчества? Больше всего интересует период второй половины 60-х».

Ну, не вторая половина 60-х, но всё-таки, конечно, «Студенты» Трифонова; конечно, «Звёздный билет» Аксёнова. Книги Валерия Алексеева, совершенно забытые ныне, но довольно интересный писатель («Люди Флинта» стоит почитать). Многие «виньетки» Жолковского, рассказывающие о его студенческих годах (в том числе, кстати, и о Щеглове), там очень здорово про филфак. Да многое можно. Роман «Факультет журналистики» Осипова с радостью я вспоминаю. О студентах тогда очень много писали. Студенческая проза 60–70-х — например, Гладилин, «Хроника времён [Виктора] Подгурского». Это всё знаменитая проза. Может быть, какие-то рассказы Атарова. Ну, вот такие. Много писали. Журнал «Юность» к вашим услугам — все 60-е годы. Сейчас, подождите… Как же называлось это? Сейчас уточню, одну секунду. В общем, много всего. Накидаю.

«Стоит ли читать вторую книгу Акунина-Чхартишвили «Другой путь»? Как её можно сравнить с «Аристономией»?»

Мне нравится эта книга, потому что размышления о любви там интересные. Причём он рассматривает сложный случай любви настоящей — синтеза физиологии, психологии, эстетики, ну, когда целиком человек нравится (такое бывает иногда), когда и спать с ним хочется, и любуешься им. Он интересно про это пишет. Некоторым повезло такое пережить. У меня тоже это есть. Мать совершенно честно говорит, что теоретическую часть она пролистывает, потому что немного она занудная, а я пролистываю художественную — и так мы в целом являем собой идеального читателя.

«Недавно прочёл «Щегла» Донны Тартт. Так сжился с главным героем Тео, что скучаю по нему. Как справляться с такими вещами?» Я не очень люблю «Щегла». Напишите фанфик, напишите продолжение. Я думаю, ей понравится.

«Непонятное очарование от текста повестей Белкина. Отчего Пушкин — наше всё?»

Изящество. Я не беру сейчас этическую сторону дела. Русский этический кодекс, заложенный Пушкиным — таким нашим Христом, — очень отличается от традиционного. Например: «Мщение есть добродетель христианская», «Зависть — сестра соревнования, следственно из хорошего роду». Ну, арапская радикальность. Как он сам говорил о себе: «Я — арап!», «У нас в Африке все так делают». Он прежде всего берёт невероятным изяществом, художественной мерой. Пушкин просто дышит этой соразмерностью, ну и, конечно, здоровьем, нормой, сознающей себя силой.

«Литература должна читателя увлекать, ставя сложные вопросы не в занудной форме? Правда ли, что роман с интересной историей скорее будет успешным?» Я вообще уверен, что проза обязана быть интересной, увлекательной. Увлекательность — это отнюдь не последнее дело.

«Хочу выразить кардинальное несогласие с вами по одному литературному вопросу. Вы сравниваете «Бурю» Эренбурга с «Благоволительницами» Литтелла. У Литтелла различается повествование. «Буря» — тяжелейший текст, неповоротливый, казённый. Рассуждения Эренбурга о природе нацизма не столь глубокие, как Литтелла, и больше похожи на агитку. У Эренбурга отсутствует главное — психологичность».

Насчёт психологичности не согласен. Психологичность Литтелла мне кажется, наоборот, как раз довольно-таки ходульной, довольно-таки вторичной. Я не назвал бы «Бурю» казённым и неповоротливым романом. Короткая фраза, журналистский лаконичный стиль. Мне было очень интересно читать (может, потому, что я читал как историк литературы).

Тут говорят, что сравнивать «Бурю» с Литтеллом — это всё равно, что «Жигули» сравнить с «Мерседесом». Наверное, да. «Жигули» были раньше просто, не забывайте (я имею в виду «Бурю»), эти «Жигули» появились раньше, чем Литтелл. Это смотря что вы сравниваете. Если сравнить какой-нибудь древний «Мерседес», то он сравнение с «Жигулями» выдержит. А вы сравниваете «Жигули» с шестисотым «Мерседесом». Мне кажется, что роман 1947 года, особенно написанный в тоталитарное время, имеет некоторое право на скрытность, тяжеловесность, агитационность и так далее. Физиологическая ненависть Эренбурга к фашизму придала этому роману очень живые и яркие черты. Так что я бы за Эренбурга здесь вступился.

«Хочется услышать ваше мнение о «Дептфордской трилогии» Робертсона, в частности о «Пятом персонаже»». «Пятый персонаж» — замечательный роман, хорошо придуманный. Мне кажется, что там скелет лучше, чем мышцы, — он придуман лучше, чем написан. Ну, это часто так бывает.

«Полезно ли ведение дневников?»