Читаем Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2015 полностью

Мне очень многое у Пинчона не нравится. Ну, «V» я никогда не мог читать. Тут многие, кстати, спрашивают, что я думаю о романе «V». Это очень талантливая книга, но она темна для меня, скучна. Сразу вам хочу сказать, что я очень не люблю русских переводов Пинчона. На меня, наверное, обидится Макс Немцов, потому что он считает себя, как мне кажется, уникальным знатоком неповторимым профессионалом, а ко мне, примерно как Фаина Гримберг, он относится пренебрежительно. Я считаю, что пренебрежение — это довольно дурной тон, поэтому я не разделяю такого отношения к себе, и поэтому я считаю, что я вправе критиковать эти переводы.

По-английски я Пинчона более или менее понимаю, худо-бедно, но по-русски не понимаю совсем. Мне кажется, что попытки «переиродить Ирода» при его переводах бессмысленны. Надо не усложнять этот текст (и упрощать его не надо), а надо, мне кажется, просто ну не мешать читателю. В принципе, как Хоружий не мешает читателю Джойса, хотя кое-где тоже я чувствую там это желание немножко «переиродить» и Хинкиса, и Джойса. Чувствую, это интуитивная вещь.

Что касается самого Пинчона. В чём его особенности? Пресловутая сложность текстов Пинчона мне кажется преувеличенной, надуманной. Это просто очень хороший писатель, очень плотный. Действительно плотная проза — ножа не всунешь, лишних слов нет. Довольно интересные сюжетные идеи, интересные переломные моменты эпохи, всегда очень хорошие эротические описания, что выдаёт большого писателя. «Gravity’s Rainbow», мне кажется, замечательный роман, в котором можно пропускать то, что не понятно, а читать просто ради удовольствия от текста (текст хорош). Мой любимый роман Пинчона — «Against the Day», который переводится обычно как «На день упокоения моего». Это очень развесистая фантазия о моём любимом историческом периоде — рубеже XIX и XX веков: много таинственных странных сект, много конспирологии. Это большой роман, тысяча страниц в нём. Я год его читал, и мне очень нравилось плавание в странных водах.

Знаете, почему это мой любимый период, моя любимая эпоха? Это эпоха великих надежд, веры в прогресс, романтики. Об этой же эпохе Катаев пишет в «Белеет парус одинокий» и в «Электрической машине». Экзотика, пинкертоновщина, газеты с отчёта об англо-бурской войне… Это фантастика, но очень интересная и живая. Да и сама языковая ткань у Пинчона замечательная. Она стала, по-моему, несколько разреживаться в последних двух романах. Я не дочитал, к сожалению, «Разящее лезвие» (или как он называется в переводе?), как-то мне скучно стало. Но ранний Пинчон — это удивительно плотно, экзотично. Кстати, «Выкрикивается лот 49» — неплохой роман, такая паранойя, которая мне тоже очень близка по-человечески.

«Живу в Белграде. Сегодня был на творческом вечере Сергея Лукьяненко. Речь зашла о политике. Сергей Лукьяненко сказал, что каждый мужчина должен защищать свою Родину с автоматом в руках. Конечно, он оговорился, что лучше, если войны не будет вовсе, но всё же… Меня обеспокоило, что я не смог найти контраргументов. Мысль о том, чтобы умирать по чьему-то приказу, мне чужда. Я считаю, что нужно отстаивать свои идеалы, но в моё понятие «свои» — те, за кого стоит умереть — государство не входит. Вот если бы в бой шли все без исключения, тогда война была бы честной».

Вот ровно об этом я сегодня думал. Родина как понятие, Родина как монстр, который нам ничего не должен, а мы ему все должны, — это, конечно, чудовище пропаганды, и на эту пропаганду я никак не реагирую. Человек должен умирать за идеалы, а не за имманентные признаки. Он должен жить там (не будет тогда конфликта), где его идеалы больше всего совпадают с его средой, где среда не противоречит каждую секунду, не кричит каждую секунду: «Всё не так, ребята!» Человек должен жить там, где его идеалы не поруганы.

Вот поэтому я живу в России. Потому что настоящая Россия, которую я продолжаю видеть, которую я продолжаю знать, за которую мне, может быть, придётся умирать (хотя не хотелось бы, я бы за неё ещё пожил), вот настоящая Россия — она здесь и они никуда не делась. Если вы не чувствуете её Родиной, то вы и воевать за неё как следует не будете. Умирать, воевать можно только за своё.

Может быть, страстной тоской по другому образу России (другое дело, что по очень неприятному) были пронизаны многие тексты писателей-фантастов, тайно готовивших, я уверен, войну в Украину, мечтавших о ней, вызвавших её из небытия. Были такие люди, да. Им очень хотелось мучить, убивать, некоторым — насиловать (это в текстах есть). Им очень хотелось реализовывать вот так свою борьбу. И Родина им представлялась чудовищем, которое требует непрерывного насилия. Такие люди есть, они поехали специально из-за этого. Были другие люди, которые поехали за совершенно розовый образ, совершенно идеалистический. Они, я думаю, быстро разочаровались.

Перейти на страницу:

Все книги серии Один

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия