«Согласны ли вы, что Малькольм Лаури — гений, которого, к сожалению, мало знают в России?»
Я читал только «Под вулканом». Да, Малькольм Лаури, конечно, гениальный писатель. Только, понимаете, какая штука? Я бы не стал говорить здесь «гениальный». Я и так слишком бросаюсь этим словом…
Вернусь через три минуты.
РЕКЛАМА
Д. Быков
― Продолжаем разговор.Согласен ли я, что Мальком Лаури — гений? Видите, Лаури, безусловно, создал замечательное новаторское произведение, композиция здесь как раз выше всяких похвал. И потом, Лаури (вот это очень редкая штука, братцы) невероятно талантлив в описании… Вот тут не помню, по-моему, Хинкиса перевод. Ну, я, конечно, по-английски его читал когда-то. А потом — по-русски, чтобы себя проверить. Он невероятно талантлив в описании не просто депрессий, а такого, знаете, разорванного сознания, когда не можешь ухватить мир в целом, когда утрачиваешь опору личности, когда разваливается вокруг тебя мир. Такое состояние бывает, и оно очень трудно вербализуется. Вот Лаури это умел — то ли в силу своей мрачной алкогольной зависимости, то ли в силу того, что просто он был крупный писатель и замечательный психолог. Ну, он и погиб, в общем, рано. Он замечательный летописец этого больного ума, который утратил основу в себе. Такое бывает, особенно на чужбине.
«Известно, что вы не принимаете жизненную философию Камю, — откуда бы вам это было известно? — А его прозу, независимо от концепции, вы считаете талантливой?»
Кто я такой, чтобы принимать или не принимать философию Камю? «Миф о Сизифе» был и остаётся одной из самых выдающихся книг XX века. И уж если выбирать то, что мне близко в западной философии XX века (хотя я вообще не большой любитель философии), то помимо Витгенштейна ничего, кроме французских экзистенциалистов, мне в голову и не приходит — из того, что было значительным. В особенно, конечно, Камю с его абсолютным радикализмом.
Я не знаю, как можно отделить у Камю философию от литературы. Прежде всего, конечно, «Чума» как самый радикальный роман XX века: бессмысленный подвиг, подвиг без стимула. Конечно, я очень высоко его оцениваю, не говоря уже о том, что это просто очень здорово написано. Некоторые детали «Чумы» врезаются в память. Вот этот кровавый венчик на морде крысы — это вы не забудете, даже если захотите. И доктор там — один из самых очаровательных образов во французской литературе.
«Ваше отношение к роману Мишеля Турнье «Лесной царь» и вообще к его творчеству?»
Вот здесь вы меня ставите в некоторый тупик, потому что… Как вам сказать? Я понимаю, что Турнье — это очень хорошо. Некоторые вещи в «Лесном царе», ну, общий замысел, насколько я могу его понимать, близок к гениальности. Во-первых, Турнье не столько романист, а он всё-таки культуролог, сказочник, специалист по мифу. Он, кстати, жив-здоров, ему 90 лет. Вот, пожалуй, один из очень немногих людей, с которым я бы дорого дал, чтобы минут десять поговорить (просто чтобы его не слишком грузить).
Но тупик в чём? Я не думаю, что я правильно понимаю «Лесного царя». И я не думаю, что «Лесного царя» кто-то, кроме него, понимает правильно. Вообще миф о Христофоре — это очень сложный миф. И когда к нему прикасается в «Псоглавцах» Маврин (он же Алексей Иванов), и когда к нему прикасается Мария Галина в «Малой Глуши», и когда к нему прикасается Турнье, создавая свою теорию «фории», я думаю, что я просто не очень понимаю, что имеется в виду. Я всегда понимал «Лесного царя» совершенно определённым образом: человек пытается мифологизировать действительность и гибнет под гнётом этой мифологизации.
Кстати говоря, мне очень многие французы, когда вышло «Оправдание» по-французски, спрашивали: «Этот финал — гибель Рогова в болоте — сделан под влиянием Турнье или нет?» Там тоже у него герой погибает в болоте, куда он забрёл под действием своего безумия, своих мифов. Ну, многие герои, вообще-то, гибнут в болоте под действием своего безумия. Клянусь, что я на тот момент Турнье не читал! Но мне очень лестно такое сравнение, конечно.
Я вообще считаю, что «Лесной царь» — это прекрасно написанная книга. Там герой одержим представлением о том, что он мифологический персонаж. И вот под гнётом этого груза, спасая еврейского ребёнка, выпущенного из концлагеря, он в конце погибает. Я, кстати, не очень понимаю, почему он пошёл вообще в это болото. Это прекрасно, но я это не понимаю. Поэтому я скажу, как кто-то из античных авторов (по-моему, Аристотель): если так прекрасно то, что я могу понять, то сколь же масштабно это творение в целом!
Я не читал, к сожалению, «Пятницу», но читал «Жиля и Жанну» (про Жиля де Ре и Жанну д’Арк). Это прелестная повесть, «Амфора» её издавала. Нет, Турнье — очень хороший писатель. Но здесь, боюсь, я вам никакого совета и никакой трактовки предложить не смогу, потому что это слишком сложно. Моя оценка очень проста: не выдумывайте себе ролей — и не попадёте в болото.
«Раскройте секрет, как написать гениальную книгу». Знал бы — давно бы уж…