Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2015

Сегодняшний патриот, тот, кто позиционирует себя в качестве патриота, — это наглый трус. Он буянит, потому что ему можно. А вот тогда, надо сказать, были патриоты подлинные. И меня это очень настораживает, потому что тогда, в 1999 году, эти теракты вызвали всеобщее единство, сплочение. Можно спорить о том, к чему привело это единство и это сплочение, можно спорить о причинах этих терактов. Я и тогда не верил, и сейчас не верю, что ФСБ взрывало Россию. Я считаю, что это действительно были теракты. Нас таких мало, но я продолжаю в это верить.

И вот тогда это привело к сплочению, потому что менее гнилыми были все. А сейчас за эти 16 лет все сгнили до такой степени, что любая трагедия приводит только к бесконечному выяснению отношений в интернете. И что бы ты ни сказал, тут же набежит десять врагов. Сейчас главное наслаждение — это травля. Главное состояние — это полная дезинтеграция по всем фронтам. И вот эта неспособность объединиться даже перед лицом трагедии — это и есть главный результат шестнадцатилетней стагнации, гниения, растления! Назовём вещи своими именами. Это всё очень печально.

«Какие мотивации и стимулы для творчества можно найти в эпоху пиратского интернета?»

Послушайте, никогда получение денег не было стимуляцией для творчества. Вру! Один эпизод, ребята, я знаю. Энтони Бёрджесс, замечательный музыковед, узнав, что у него рак мозга, понял, что ему надо оставить семью с какими-то деньгами и надо написать бестселлер раз в жизни. И он, создавший до этого несколько высокоинтеллектуальных книг, сел писать бестселлер — и написал «Заводной апельсин». И он вложил туда весь свой рак мозга, выписал из себя болезнь — и выздоровел! Книга принесла ему огромные деньги, многих соблазнила, для многих, как и для Стэнли Кубрика, который её экранизировал, стала форменным наваждением. Алекс — любитель прекрасного и садист. Эта книга производит довольно сильные впечатления, я вам скажу, особенно в хорошем переводе. Я не знаю, издан ли перевод Кормильцева, где тюркизмами заменены все эти русские слова. В общем, страшноватая книжка. Вот Энтони Бёрджесс написал её ради денег, но зато он как бы изблевал из себя болезнь. Других случаев, когда бы человек ради денег писал и получилось бы хорошо, я просто не знаю.

«Знакомы ли вы с книгами Кена Робинсона?» Увы, нет. Но буду.

«Девушки интересуются, — очень приятно, привет девушкам, — как вы оцениваете сценариста, драматурга и режиссёра Ивана Вырыпаева».

У меня есть довольно пространная статья об Иване Вырыпаеве в одной из книжек (кажется, «На пустом месте»). Что сказать о Вырыпаеве? Я его считаю очень талантливым человеком. Другое дело, что он иногда увлекается живописанием патологии. Пугачёва, кстати, в интервью очень верно сказала, что патология проще нормы, там не надо заботиться… Ну, я и сам эту мысль часто встречал в разных версиях и даже высказывал. Патология увлекательнее, проще, а ты поди норму опиши.

Все нормальные люди нормальны по-разному, а все психи сходят с ума одинаково. Помните, как у Толстого: «Все счастливые семьи счастливы одинаково, а каждая несчастная семья несчастлива по-своему». Вот Набоков начал «Аду» с ровно противоположной фразы: «Все несчастны одинаковые, а все счастливые разнообразны». Я уточнил бы тоже: все нормальные разнообразны.

И когда о норме, о нормальных, о счастье рассказывает Вырыпаев, он бывает очень одарён, очень талантлив. А паталогические вещи — «Бытие 2» или страшноватая тоже вещь «Июль»… Хотя она блистательно написана, это просто прекрасная словесная ткань, но мне она не очень грешным делом нравится. Может быть, именно потому, что она слишком страшная, поэтому она немножко карнавальная (знаете, как у Леонида Андреева, действительно помелом). Хотя, в принципе, фильмы Вырыпаева, постановки Вырыпаева, сам Вырыпаев мне бесконечно симпатичны.

«Интересно узнать ваше мнение об Иво Андриче и Пере Лагерквисте. Крупные ли это писатели?»

Пер Лагерквист — очень крупный писатель. Когда-то в армии я начал его читать. Мне посоветовал его очень хороший свердловчанин Серёжа Васильев, если он меня сейчас помнит. Он мне посоветовал «Карлика» и «Палача». Лагерквист был довольно доставаем, я в Питере купил его довольно быстро, в «Букинисте», и прочёл. Всё-таки он своего Нобеля заработал, конечно.

Иво Андрича я знаю не в пример меньше. Мне когда-то его тоже посоветовал очень хороший человек, Лев Минц, замечательный мыслитель и учёный. Должен сказать, Андрич произвёл на меня несколько меньшее впечатление — может быть, потому, что я скандинавскую литературу всё-таки люблю больше балканской и больше западно-южнославянской. Привлекает меня её депрессивность.

Такие вещи, как «Варавва», например, у Лагерквиста — ну это абсолютно шедевр! По-моему, Суриц его переводила, так что это в известной степени и её заслуга. Но очень нравится мне его тяжёлая, медленная речь — каждое слово падает, как капля свинцовая. Нравится мне его интеллектуальная насыщенность. Нравится мне его сухость, сухая кисть, минимум деталей. Нет, Лагерквист — это выдающийся литератор, безусловно.