Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2015

Никак. Мне её очень жалко. Мне её стихи кажутся плохими, а сама она кажется личностью несчастной, обаятельной, трагической. Мне не нравятся её стихи, в них много истерики, надрыва. Она была изломанная девочка, и видна её изломанность уже в детских съёмках. Мог бы получиться хороший поэт, но не получился. А у неё были прекрасные задатки. Прекрасные! И я выступал на вечере её памяти, именно говоря о том, что мы не умеем обращаться с вундеркиндами. С вундеркиндом надо обращаться, как с абсолютно нормальным существом, не внушать ему мысли о его исключительности, а просто ставить перед ним более серьёзные задачи, чем те, что стоят перед обычным ребёнком. Мне сегодня как раз про моих некоторых студентов, которые после меня достались другим преподавателям, спрашивают в ужасе: «Что с ними делать?!» Да ничего не делать. Не бойтесь. Они такие, да. Ставьте перед ними такие же задачи, какие ставите и перед собой.

«Как вы оцениваете творчество Пришвина? Что из его произведений вам близко?» «Дневник» больше всего нравится. Хотя и «Государева дорога». Ну, «Кладовая солнца» — само собой, это детские вещи. «В краю непуганых птиц» неплохая книжка была. Но мне больше всего нравится «Дневник», причём чем позже, тем лучше.

«Нет ли у вас в планах написать биографический роман о Гумилёве?» Спасибо. Уже все написали, кто мог.

«Интересно было бы лекцию по «Анне Карениной». Хорошо.

«Могу ли я проходить «Квартал», находясь на высокой должности, начиная с 5 января?» Должность ничего не решает. «Квартал» — это мой роман, полный духовных упражнений. Его можно проходить только с 15 июля по 15 октября, иначе не будет никаких последствий.

«Как вы относитесь к группе «Калинов мост» и Дмитрию Ревякину?» Когда поёт — хорошо. Когда теоретизирует — хуже.

«Выскажитесь по поводу романа Залотухи «Свечка». И вообще по поводу «Большой книги» довольно много вопросов.

Мне кажется, что «Свечка» Валерия Залотухи наиболее значительное (и не только по объёму) произведение, которое там было, но автор не дожил, к сожалению, до «Большой книги», и поэтому давать первое место было бы как-то не совсем корректно, а третье — явно мало. Вот и правильно решили дать второе. Роман Валерия Залотухи — это замечательная хроника 90-х годов, очень точная, по-сценарному компактная, невзирая на огромный объём. И это единственный роман во всём шорт-листе, в котором есть определённая формальная задача, формальная сложность, потому что он многожанровый: там и стихи, и биографии, и политические, и лирические отступления, и многогеройность, и полифония, и много голосов. В общем, это серьёзная книга.

Остальные произведения в этом году — в частности, премированный роман Сенчина и премированный роман Яхиной — они хорошие, они безусловно добротные, но в них есть одно качество, которое меня несколько отвращает: это тексты, которые не выделяются из советской традиции. Роман Яхиной, безусловно, написан в традиции Айтматова («Ранних журавлей» и прочего), хотя он жёстче, конечно, — и политически жёстче, и фактурно. Сенчин не скрывает того, что он, по сути дела, в новых обстоятельствах транспонирует, переписывает «Прощание с Матёрой». «Зона затопления» и посвящена памяти Распутина. Это хорошая проза, но она ничего не прибавляет. Мне кажется, что Сенчин раньше был как-то мощнее и мрачнее. И я жду, продолжаю ждать от него нового. Вообще большинство книг… И любимая мною Анна Матвеева, которая сейчас пишет, по-моему, не так сильно, как вначале. Тот же «Перевал Дятлова» был всё-таки формальным экспериментом. Даже «Небеса» были более формально интересны и более отважны. Все переписывают какой-то советский большой стиль. Мне бы хотелось чего-то принципиально нового.

«У вас личная неприязнь к роману Литтелла «Благоволительницы»?»

Нет, она не личная. Я не знаком ни с романом лично, ни с автором. Я просто его читал. У меня есть ощущение, что главная интенция этого романа мне глубоко противна — попытка доказать, что все люди так бы себя вели. И потом, мне кажется, автор несколько злоупотребляет описаниями секса и еды (что всегда привлекает читателя, но несколько однообразно).

«Можете ли вы объяснить, что за тайна вселенского масштаба открылась Фальтеру из «Ultima Thule»?»

Я говорил уже. Мне кажется, это довольно очевидно. И мне указали, кстати, на важную деталь — на то, что Фальтер в своём монологе упоминает полевые цветы и иностранные деньги, о которых говорила жена Синеусова. Ему открылась связь с умершими, ему открылось бессмертие. То, что произошло с Фальтером, абсолютно копирует то, что произошло с Толстым во время «арзамасского ужаса». И в «Записках сумасшедшего» абсолютно то же самое описано: мысли о смерти вызывают у человека когнитивный диссонанс — значит, смерти нет. «Как безумно мнить себя Богом, так и мы полагаем себя смертными», — сказал Пьер Делаланд, выдуманный Набоковым мыслитель.

«Как вы оцениваете марафон чтения романа «Война и мир»? Сто́ящее ли это дело?»