Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2015

Кстати, в этом романе есть датчанка (я забыл, как её зовут), которая обладает медиумическим даром. Там очень смешно, но без особого толстовского высмеивания, даже с некоторым упоением описан вызов духов. Там вызывают этого умершего двоюродного брата, ей является дух какого-то юноши, который ей диктует ответы. Это очень здорово и страшно всё сделано, тем более ещё в замкнутом пространстве туберкулёзного санатория. Это такой слегка отель «У Погибшего Альпиниста». Генеральная панорама вер XIX века и начала XX века там дана. Но в одной мысли, мне кажется, Манн абсолютно точен. Он точен в том, что увлечение оккультизмом, увлечение мистикой всегда тесно связано с аморализмом, отказ от рационального сознания всегда ведёт к отказу от ответственности; и человек, увлекающийся мистикой, позволяет себе забыть о моральных правилах. Это тоже для Манна очень важно.

Что касается самоубийства Нафты. Нафта кончает с собой не потому, что он пришёл к мысли о самоубийственности нацизма, или не потому, что у него проснулась совесть. Нет, ничего подобного! Нафта ставит грандиозный эксперимент: он ждёт, пока Бог его остановит, он сознательно проповедует зло, и в мире остановить ему некому. Он сам останавливает себя. Это такое кирилловское самоубийство (я имею в виду «Бесов»), попытка встать наравне с Богом. «Что же ты не можешь ничего со мной сделать? А только я могу сделать что-то с собой!» — это проявление сатанинской гордыни. Но эта сатанинская гордыня в конце концов сама устраняет себя из мира — и тем оказывает ему большое благодеяние.

Меня тут уже, кстати, спрашивают, что я думаю о самом Ка́сторпе (или Касто́рпе). Пишут мне, что правильно Касто́рп. Я не знаю, ребята, честно. Я привык, что Ка́сторп. Ну, как вам проще, так и говорите. Главное — прочтите. Она небольшая, там семь глав. Ну как, большая, два тома, но когда её читаешь, она не кажется большой, потому что сам Манн говорил, что это роман о природе времени. Там время как-то очень спрессовано. Если она немножко многословная, то вы пропускайте просто скучные места, ничего от этого не потеряете. Потом будет время, будет желание — прочтёте целиком. Очень уютная книга. Её хорошо читать где-нибудь тоже в санатории.

Что я думаю о Касторпе? Мне очень нравится переписка Веры Пановой и Соломона Апта, переводчика этой книги, где Панова высказывает очень дельные о нём соображения. Она совершенно правильно там пишет, будучи профессиональным писателем и читателем, что Касторп личности лишён, он ещё не сформировался, он ещё не создан, ему предстоит стать. Там самая скучная вторая глава: история его жизни, его бюргерское прошлое, социальная характеристика его класса. Он — стекло. Собственно, как а герой «Волхва», он проходит через «гностическую мясорубку», как это там названо. И, конечно, единственная добродетель Касторпа — это его открытость любви, его способность любить. Он робкий, такой дураковатый. Когда он в эту Шошу влюблён, он первые полгода с ней вообще боится заговорить. Но Пеперкорн вряд ли представляется какой-то надёжной альтернативой, потому что человек, слишком оформившийся, слишком сформировавшийся — он не интересен, он закончен. А Касторп интересен, потому что он в становлении, он открыт, он меняется.

Там совершенно гениальный финал, когда великая всемирная бойня 1914 года вовлекает Касторпа, на поле боя он находится. И роман заканчивается этой знаменитой фразой: «Из ада нашего века родится ли когда-нибудь любовь?» Скорее всего, не родится. И даже есть мнение, что Касторпа убьют практически наверняка. Я в этом не уверен. Но мне очевидно одно: это роман в том числе про то, как идеологические шатания, пробы, ошибки, авангардизм, релятивизм расшатали конструкцию старой Европы и привели к бойне. А нет счастья, кроме как на общих, традиционных, старых, гуманистических путях. Сеттембрини как раз доказывает это своим появлением. Он кажется и старомодным, и потёртым, и неактуальным, но правда в нём, правда за ним. И мир в конце концов к этой правде вернётся.

Манн среди соблазнов выморочной эпохи, среди соблазнов модерна нам напоминает о гуманизме, совершенно начисто при этом отрицая свои и общие заблуждения: «А вот мы попробуем — и, может быть, зло окажется спасением». Нет, зло не окажется спасением. Зло будет великим обманщиком, который поманит — и приведёт к самоубийству, к чудовищной гордыне и к самоуничтожению.

Какие другие тексты Манна я бы мог порекомендовать? Я не очень люблю «Смерть в Венеции». Совсем не люблю, по большому счёту, бо́льшую часть «Будденброков», если не считать конца, когда всё начинает клониться к увяданию. Поразительно, откуда человек в 22 года так чувствовал психологию болезни, увядания, старости! Вообще и его новеллы мне не очень нравятся. «Избранник» не очень нравится. Даже «Признания авантюриста Феликса Круля» при всём веселье кажутся мне книгой немного натужной.