Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2015

Я уважаю эти фильмы, но они мне не близки. Вообще всё, что носит фамилию Быков, мне интересно и симпатично. И сам Быков мне нравится как актёр. Просто немножко это как-то скучно… не то скучно, а немножко это плосковато. Хотя это очень интересно. А вот сериал его с Хабенским… Я забыл, как он называется. В общем, сериал с Хабенским. А, «Метод»! Он мне совсем не нравится. При том, что я обожаю Хабенского, он мой любимый актёр. Ну просто любимый актёр, один из ныне живущих. И он честно пытается этот сериал спасти, потому что, как говорил Белинский про Пушкина: «Есть такие люди, которые ничего не умеют делать плохо». Хабенский — блистательный актёр. А сериал, по-моему, ужасный.

«Интересно узнать ваше мнение о Мацихе и его пьесе «Скачущий на льве».

Я очень любил Мациха, но я мало его знал. Мацих — это был такой замечательный богослов и вообще философ религиозный. И пьеса его хорошая, и он был человек очаровательный. Понимаете, что должен делать богослов? (Я не устаю это повторять.) Он должен свидетельствовать о Боге. Вот как в присутствии врача больному становится легче, так и в присутствии богослова страдания о Боге, муки о Боге должны отступать, вы должны чувствовать, что Он есть. Я помню, как я Мациха спросил, есть ли у него ощущение диалога с Богом. Он сказал: «Если вы имеете в виду старика, то даже не сомневайтесь». Да, ощущение диалога со стариком. Мацих был очень умный, очень обаятельный и очень глубокий человек, настоящий свидетель о Господе. Я думаю, что в загробной жизни у него всё в порядке.

«Вы сказали, что ждёте от современной литературы новой нарративной техники. Как может выглядеть эта «новая литература»? — сейчас расскажу. — И несколько слов о женских авторах «южной готики», таких как: Харпер Ли, Юдора Уэлти и Карсон Маккалерс».

Карсон Маккалерс я очень люблю, и прежде всего, конечно, «The Heart Is a Lonely Hunter» («Сердце — одинокий охотник»). Я очень люблю «Балладу о невесёлом кабачке» — вещь, изумительно сделанную с точки зрения ритма прозы, это действительно баллада. Я ужасно люблю «Часы без стрелок». И вообще её трагическая судьба, её красота, её вундеркиндство, её ранние дебюты, ранний алкоголизм, её какая-то надрывность, трагедия — вот люблю! Она такая, как мне надо, как мне нравится. Благополучных писателей я не люблю. Я не очень люблю мужской алкоголизм (такой, как у Чивера), но в её случае она именно спивалась для того, чтобы заглушить невыносимую остроту чувств. Она сильная женщина, конечно. Харпер Ли — там и разговаривать нечего. Дай бог ей здоровья.

Что касается Юдоры Уэлти, то я очень мало её читал, к сожалению. Мне когда-то мой американский друг (а ныне французский), прекрасный южанин Кристофер Патни порекомендовал Уэлти как лучшего мастера «южной готики», но кроме романа «Дочь [оптимиста]»… Забыл, сейчас вспомню. Ничего не помню, это десять лет назад было.

Что касается новой литературы со стороны проблематики и нарратива. Я вам скажу. Почему я так мучился с «Маяковским»? А я сильно с ним мучился. Там были куски, которые мне ужасно скучно было писать: практически всю революцию… Он же в революции не участвовал. Он захватывал какие-то лимузины, начальника автошколы Петра Секретёва арестовывал. Это всё какие-то глупости ужасные были! Про Татьяну Яковлеву мне неинтересно было писать, потому что про неё всё написано. Мне интересны были какие-то вещи… Например, то, что Колмогоров открыл применительно к его поэтической технике. Академик Колмогоров в 1963 году начал вдруг заниматься поэтикой Маяковского и составил статистику всяких ударных и безударных слогов, коротких и длинных строчек. Дай бог здоровья Никите Елисееву, он прислал мне все эти статьи, и я их с наслаждением прочёл. Мне интересна была тема рекламы и вывесок у Маяковского. Мне интересна была полемика Маяковского с Полонским. Мне интересны были Лиля и Осип. «Новый ЛЕФ» мне был интересен. Но мне совершенно не интересны были общеизвестные вещи. Мне интересны были его отношения с Луначарским и совершенно не интересны, например, Третьяков, Чужак и так далее. И я пришёл к очень интересному выводу (всё равно толстая книжка получилась, там будет 700 страниц): я решил то, что мне не интересно, не писать.

Новая литература — это будет заметка на полях ненаписанного текста. Образцом такой литературы я назвал бы «Египетскую марку» Мандельштама. Что такое «Египетская марка»? Он же заключил договор на роман, который должен был называться «Парнок», а написал заметки на полях романа. Это маргиналии, это горячечный бред одних отступлений, как он написал («И наша жизнь соткана из горячечного бреда одних отступлений»).