Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Январь-Июнь

Хороший вопрос, Оля. Конечно, люден необязательно становится счастливее, это совершенно очевидно. Больше того — он обречён на одиночество. Единственное его преимущество в том, что он умеет сделать себя невидимым, незаметным, непонятным, он может исчезнуть из плана восприятия обычного человека. Помните, Лев Абалкин существует в том темпе восприятия, что Каммереру — очень высокому профессионалу — трудно его воспринимать. Я думаю, что главная, отличительная способность люденов заключается в том, что они умеют исчезать из нашего поля зрения. И, может быть, так получается у них, что Тойво Глумов живёт среди них, а они его не видят.

«Дочитываю «Тихий Дон». Ужасно много жестокости, крови, начиная от самоубийств до убийств: красные режут белых, казаки — и белых, и красных; Мишка Кошевой убивает деда Гришаку, Митька Коршунов — всю его семью. Неужели невозможно в этой системе остаться самим по себе — ни белым, ни красным, ни зелёным?»

Тут даже более важный вопрос, мне кажется, Вадим. Тут вопрос в том, что делает человека белым, красным или зелёным, каковы его предпосылки. Вот Григорий Мелехов не белый, не красный и не зелёный, потому что он особенный…

А, Лазарчука вернули! Лазарчука остановили у входа. Давайте сюда Лазарчука! Сбылась ваша мечта, господа! Ещё 10 или 15 минут он с нами.

То, что делает человека белым или красным, каково предрасположение его, каковы особенности его — на этот вопрос Шолохов не отвечает. Один ответ есть в «Тихом Доне»: если человек сильнее всех остальных, как Григорий Мелехов, умнее, талантливее, физически сильнее, то он не вписывается ни в одну парадигму и его отторгают все. Это верная догадка. А что делает белым или красным? Понимаете, лучше всего чувствует себя конформист, который при белых белый, а при красных красный. И то, что это век конформистов, век приспособленцев, век хамелеонов, — это тоже почувствовано у него абсолютно точно.

«В шестой раз пробую задать вопрос, — хорошо, я отвечу. — Как вы думаете, как мог Наровчатов, которого вы упомянули как слабого поэта, — не как слабого, а как неровного, — написать такую сильную прозу, как «Диспут» и «Абсолют»?»

Я не считаю ни «Диспут», ни «Абсолют» сильной прозой. Мне кажется, это уровень хорошего Пикуля. Это два рассказа Наровчатова, из которых абсолютно, на мой взгляд, гораздо сильнее рассказ о временах Екатерины Великой [«Абсолют»], когда она приказала: «А из Корпа набить чучело!» — имея в виду, что Корп — это умерший пудель. А под Корпом подразумевали его владельца, немецкого купца, подарившего его, из которого она приказала набить чучело, — и его уже чуть было не набили! Его уже там собирались поставить с протянутой рукой в назидательной позе. Ну, это такой рассказ об абсурдизме абсолютизма. Нет, у него были хорошие рассказы, хорошие такие исторические стилизации (о, пойманный идёт!), но совершенно невозможно назвать это шедеврами. Хотя, по-моему, это замечательные произведения.

Так, вернули Лазарчука — и его, естественно, начинают немедленно спрашивать. Вот тебя просят прокомментировать: что ты можешь сказать о «Космической одиссее» Кубрика?

А. Лазарчук― Для своего времени это был потрясающий фильм.

Д. Быков― А для нашего?

А. Лазарчук

― Для нашего? По-моему, уже просто его закрывает большое количество снятых где-то на ту же тему, хотя, может быть, не таких умных. Всё-таки фильм Кубрика был интеллектуальный, а интеллектуального кино сейчас как-то очень трудно добыть.

Д. Быков― Представить себе.

«Можно ли сказать, что нынешнее поколение российских людей будет жить при бессмертии?» Понятно, что это перефразировано.

А. Лазарчук― Это хорошая тема. Вероятно, что-то будет в этом направлении делаться: продление жизни, перенос сознания в кристаллическую форму, разделение сознания, так сказать, на множество мозгов.

Д. Быков― Вот это интересная версия: несколько человек смогут испытывать одинаковые ощущения.

А. Лазарчук― Не совсем так. Ну, ты как бы впускаешь себе в голову квартиранта.

Д. Быков: А―а-а! А это было бы неплохо, Андрюха.

А. Лазарчук― Да.

Д. Быков― А помнишь альтруизин у Лема [притча «Альтруизин, или Правдивое повествование о том, как отшельник Добриций Космос пожелал осчастливить и что из этого вышло»], когда можно испытывать оргазм, стоя рядом с парочкой? (Смех.) Это было бы очень интересно, да.

А. Лазарчук― Я думаю, что поскольку всё это технически возможно, оно рано или поздно будет выполнено.

Д. Быков

― «На днях прочитал «Кого за смертью посылать» Успенского. Там классные стихи. Расскажите о нём как о поэте. Выходил ли у него сборник стихов?» Сборника не было.

А. Лазарчук― Нет, почему?

Д. Быков― Есть?

А. Лазарчук― Сборничек. Вот только вышел ли он? Сделать-то мы его сделали… Вышел, вышел.

Д. Быков― Да? Ну, какие-то его стихи тут просят, естественно. Давайте мы его процитируем:

Аты-баты, шли солдаты.

Кем солдаты аты-баты?