А. Лазарчук
― Нет, это было раньше.Д. Быков
― В «Дорогом товарище короле» была гениальная «Баллада о Политбюро». Ну и знаменитая басня:А мне больше всего нравится басня «Блудница и Енот»:
А. Лазарчук
― А «Стансы до упаду»?Д. Быков
― А, вот! «[Тень Данта, или] Стансы до упаду» — чудовищное, огромное произведение.«Чем объясняется сравнительно малая популярность Успенского вне «фантастического гетто»?» — спрашивает Антон. Вопрос гетто довольно сложный.
А. Лазарчук
― Вопрос гетто на самом деле достаточно простой. Чем объясняется презрение критиков, которые не читают фантастику, а читают не пойми что, к авторам фантастики — вот этого я понять не могу. Наверное, потому что они не понимают, что там написано, и не читают.Д. Быков
― «Ваше отношение к публицистике Антона Первушина?»А. Лазарчук
― Наверное, не к публицистике, а к документалистике.Д. Быков
― Ну, назовём это так.А. Лазарчук
― Он очень интересный исследователь.Д. Быков
― Поясни людям, он исследователь чего?А. Лазарчук
― Он инженер по средствам космической связи… Нет, не космической связи. В общем, инженер-ракетчик. Ушёл в литературу, но очень много пишет о космосе, об истории покорения, о перспективах, о легендах и прочем-прочем. Эту научно-популярную ветвь его творчества я очень высоко ставлю.Д. Быков
― «Как вы относитесь к Сергею Переслегину?» Понятно, что Сергей Переслегин — это один из выдающихся исследователей.А. Лазарчук
― Мы с ним давно как-то не пересекались, поговорить не удавалось о чём-то серьёзном. Нормально я к нему отношусь.Д. Быков
― Как же ужасно будут чувствовать себя люди, знающие, что бессмертие уже завтра, а умирать придётся сегодня!А. Лазарчук
― Записываться надо, сохраняться.Д. Быков
― Об этом есть очень хороший рассказ у Ильи Кормильцева. А ты веришь в то, что человека возможно будет записать?А. Лазарчук
― Думаю, что да.Д. Быков
― А ты хотел бы существовать в таком качестве?А. Лазарчук
― Вопрос не в том, хотел бы я, а возможно ли это технически? Что касается меня — ну, не знаю. Может, хотел бы. Может — нет. Я к этому без эмоций отношусь.Д. Быков
― «В России традиционно уважали диссидентов. Сегодня большинство их презирает. Чем вы это объясняете? Хорошо ли это?»А. Лазарчук
― Я не уверен, что большинство. Хотя чёрт его знает… Не задумывался.Д. Быков
― Ну, «либерасты», всё это.А. Лазарчук
― Так «либерасты» и диссиденты — разные люди.Д. Быков
― Ну-ка, ну-ка, подробнее.А. Лазарчук
― Диссиденты — это совершено определённая страта, которая существовала на исходе советской власти. С ними всё понятно, их действительно уважали. А почему сейчас к ним относятся с презрением — я не знаю. Я не сталкивался с таким. А что касается современной оппозиции так называемой, то, конечно, драть надо как Сидорову козу, — портят хороший продукт.Д. Быков
― Какой продукт?А. Лазарчук
― Протест переводят на говно.Д. Быков
― Отважное заявление. Хорошо, а каким должен быть этот протест, чтобы не переводиться на этот продукт?А. Лазарчук
― Умный должен быть.Д. Быков
― Ну как?А. Лазарчук
― Как? Вот сейчас тебе всё и расскажу.Д. Быков
― А ты занимаешься им вообще?А. Лазарчук
― Ну, занимаюсь.Д. Быков
― Так и хочется расспросить, но как-то удерживает опасение за твою и без того хрупкую жизнь.«Почему в России до сих пор нет масштабного романа о Великой Отечественной войне?»
А. Лазарчук
― Подожди, а Симонов?Д. Быков
― Ну, Гроссман. Но имеется в виду — такого, как «Война и мир», чтобы было уж прям…А. Лазарчук
― По-моему, то, что написал Симонов…