Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Январь-Июнь

Понимаете, было в истории российской философии три принципиальных полемики в XX веке, мне так кажется, три важных: полемика Мережковского и Розанова по вопросу о Свинье-Матушке; полемика Бурдяева… Бердяева (Бурдяев — хорошее слово) и Ильина по вопросу о противлении злу силой; и полемика Сахарова и Солженицына в семидесятые годы по вопросу о смирении и самоограничении. Вот эти три полемики и определяют XX век для меня. Если хотите, я поговорю про все три, но, конечно, самая интересная для меня — это Мережковский и Розанов, потому что я люблю Мережковского. Если хотите, про Бердяева и Ильина — пожалуйста, пришлите отдельное письмо. Про Чаадаева? Вы знаете, я вам могу порекомендовать замечательную книгу Гжегожа Пшебинды о Чаадаеве, она вышла по-польски, очень высоко её оценил Иоанн Павел II. Выходила она, насколько я знаю, и по-русски. В общем, найдите. Всё, что Пшебинда писал о Чаадаеве, — по-моему, это наиболее интересно.

«С интересом читаю «Бегущую с волками» Клариссы Пинколы Эстес. Что вы думаете об этом тексте?» К сожалению, ничего не думаю, не читал. Но теперь прочту.

«Кого в русской литературе и публицистике [XX века] по уму и таланту вы видите реинкарнацией западника Петра Чаадаева?»

Ну какой же он западник? Понимаете, Чаадаев как раз возник до разделения на западничество и славянофильство. Один очень талантливый поэт (не буду сейчас его называть) сказал, что настоящий рай в русской культуре был до этого разделения, потому что вот тогда её цельность была изумительной. Чаадаев не западник и не славянофил, и уж, конечно, не русофоб. Чаадаев, наоборот, абсолютно уверен, что Россия поразит мир, если она по-настоящему проникнется христианством.

Другое дело, что Чаадаеву симпатичнее католичество, он лучше знает католичество. Но то, что он видит ослепительное будущее России… Ведь понимаете, из «Философических писем» читают обычно первое. А вы попробуйте прочитать ещё семь (там их восемь же, насколько я помню) — и тогда вы увидите совершенно другие вещи. «Философические письма» — это глубоко русофильский текст. Его первое письмо — это констатация современного тогда состояния России, а остальные семь — это программа её религиозного просвещения.

Кого я вижу преемником Чаадаева, ну, инкарнацией, в моей терминологии? Мне трудно такого персонажа назвать — наверное, потому, что такого персонажа… ну, не то чтобы не было, конечно, он был, но его не было видно в силу разных обстоятельств. Вы знаете, что русская философия — и особенно философия религиозная — в тридцатые годы XX века практически не существовала. Но мне представляется, что по темпераменту ему близок Флоренский (и по прозрениям своим замечательным, и по своему отношению к России). Мне кажется, что даже стилистические какие-то сходства есть в «Философических письмах» и в «Столпе и утверждении истины». Но это опять-таки к Лизе Верещагиной, которая у нас по Флоренскому главный эксперт в нашей компании. Я не знаю. У неё, кстати, была очень интересная лекция — может быть, несколько слишком идиллическая, но там полемика была страшная после неё. Не знаю. Может быть, Флоренский. В любом случае Чаадаев не западник — вот что я хочу подчеркнуть. Чаадаев — это глубочайший русофил. Просто само это разделение — во многом вредное и во многом губительное — не успело его коснуться.

«В чём, по-вашему, заключается мрачная логика войны в контексте развития цивилизации, когда массово, первыми идя в бой, не прячась в тылу, погибает цвет нации — самые смелые, отважные, совестливые, честные?»

Дорогой proshal, мне кажется, что в вашем вопросе есть некоторая подмена, потому что вы погибших объявляете лучшими. Это немного несправедливо по отношению к живым. А в чём вообще логика войны? Ну, это вопрос дискуссии Пьера Безухова со стариком Болконским, который всё время Пьеру доказывает: «Кровь вылей, воду влей — и тогда войны не будет», — а Пьер говорит: «Фатальность, неизбежность войны — это иллюзия».

Я могу вам сказать, в чём логика войны. Война возникает не потому, что это «дело молодых, лекарство против морщин», и не потому, что воевать необходимо, и не потому, что варварство прекрасно. Сейчас много людей, которые это утверждают. Эти люди подонки в общем, потому что они доказывают пользу убийства. Война возникает как божья кара, когда люди забывают простейшие вещи, когда надо им об этих простейших вещах напомнить, а другого способа нет. Невроз тридцатых с чудовищной потерей лица всеми, с чудовищной ложью не мог ничем разрешиться, кроме войны. Невроз семидесятых в России — тоже была попытка разрешить его Афганской войной. Когда слишком долго люди теряют лицо, они могут его выправить только таким ужасным способом.

Вернёмся через три минуты.

РЕКЛАМА

Д. Быков― Продолжаем разговор. Дмитрий Быков в программе «Один».