Транзит Сайгон - Алматы

Наконец, когда людской поток уже изрядно поредел, мы свернули по просёлочной тропе в сторону одной из деревушек. Уже смеркалось, когда, отойдя на пару километров от деревни и убедившись, что за нами нет хвоста, дядя Чай, неожиданно нырнул прямо под стену густых мангровых зарослей справа от нас. На этом месте был скрытый лаз, постепенно выводивший на едва различимую тропинку, змеившуюся вглубь непроходимой чащи. Тихо работая посохом и левой рукой, я старался не отставать от дяди Чая, проворно уходившего в простиравшуюся перед нами темень. Закатное солнце заливало своим холодеющим безжизненным светом лес вокруг нас, и я невольно поёжился от недобрых предчувствий. Позади меня безвозвратно оставался цивилизованный мир, а впереди простиралась полная опасностей тьма. Она словно бы дышала мне в лицо своим удушливым, влажным зноем, готовясь поглотить мою душу, чтобы никогда уже не выпускать её из своих липких объятий. Плечи целеустремлённо углублявшегося во мрак проводника уже были едва различимы, а тишину летнего вечера постепенно заполнял стрёкот цикад, посвист игуан, и отрывистые обезьяньи крики. Приладившись к ритму шагов дяди Чая, я незаметно для себя начал ориентироваться больше на свой слух и силу инерции, чем на зрение, потому что закат уже сгорел дотла, а тесно переплетающиеся над нами тропические заросли не пропускали вниз слабенький лунный свет. Поэтому, когда дядя Чай внезапно остановился, я буквально налетел на него. Он схватил меня за кисть руки и потащил за собой куда-то в сторону от тропинки. Сначала по лицу больно хлестали ветви колючих кустарников, потом мы как будто спустились по небольшому склону в низину. Дальше были земляные ступени и, наконец, дядя Чай меня отпустил. Он чиркнул спичкой и закурил. В полыхнувшем на несколько секунд пламени я различил, что мы стоим посреди компактной партизанской землянки с импровизированным столом из огромного плоского валуна по центру и парой утоптанных лежачих мест у стен.

— Привал, — шепнул дядя Чай, жадно затянувшись и заполняя тесную землянку едким табачным дымом.

Я с наслаждением улёгся у стены слева и, свернувшись калачиком, сразу же провалился в глубокий сон.

14.

Чай растолкал меня ещё до рассвета, и мы снова пустились в путь. В предрассветных сумерках мы шли среди тесно переплетающихся зарослей добрых два часа, пока на горизонте, наконец, не забрезжил далёкий солнечный свет. Вокруг нас повсюду простирался настоящий зелёный ад, обступавший нас со всех сторон и всё плотнее смыкавшийся за нашими спинами, отгоняя любые смутные мысли о возможности возвращения домой, к привычной жизни. Свой посох я старательно, с силой выставлял перед собой на каждом шагу, потому что из-под ног, нет-нет, блеснув чёрным, с недовольным шипением выскальзывали кобры, вновь бесследно скрывавшиеся в густой траве. Насекомые застрекотали, казалось, ещё громче, чем вчера, а прочая лесная фауна отзывалась им уханием и визгами, от которых меня невольно пробирала дрожь. Я не раз слышал о том, что по джунглям бродит тигр-людоед, державший в ужасе все окрестные сёла. Излюбленным его лакомством были человеческие дети, вплоть до того, что он мог оставить в живых целую толпу, если среди них попадалась беременная женщина. Прижав жертву лапами к земле, он медленно, с наслаждением чавкая хлюпавшей кровью, выгрызал её плод, пока крестьяне разбегались в разные стороны.

Дядя Чай не менее проворно, чем вчера, с привычным бесстрашием углублялся в этот пышно цветущий зелёный ад. Когда я остановился, наткнувшись на повисший в переплетениях кустарника, скрючившийся труп в полуистлевшем обмундировании «национальной армии», он, обернувшись, лишь нетерпеливо мотнул головой, указывая вперёд. Надо было всё время идти за ним, не останавливаясь ни при каких обстоятельствах. Через частые заросли устремляющегося ввысь зелёного бамбука мы вышли на неприметную полянку, где дядя Чай, потащив двумя руками за дёрн, внезапно открыл люк, ведущий в подземный ход. Опять знаком он приказал мне спускаться. Люк был небольшой, но удобный для проскальзывания. Пробравшись сквозь короткий узкий лаз, я выпрыгнул в просторный коридор катакомбы, в котором веяло замогильной прохладой. Когда сюда же впрыгнул дядя Чай, он вновь немедленно устремился вперёд, а я заспешил за ним. Это был причудливый лабиринт, целый подземный город со своими улицами в виде узких в ширину человеческого корпуса тоннелей, разбегающимися в разные стороны в тех направлениях, которые нужны были партизанам для достижения одним им ведомых целей и боевых задач. Косые лучи солнца местами проникали сюда сквозь вентиляционные отверстия, замаскированные на поверхности под термитники и змеиные гнёзда. Казалось, мы уходили всё дальше от человеческой жизни в потусторонний мир.