Транзит Сайгон – Алматы

Я пробрался в его комнату и, пристроившись на ковре, подкрутил громкость, чтобы было слышнее. Как водится, это были фронтовые сводки. Товарищ Зиап упорно бросал революционные войска на Ханой и Хайфон, пытаясь прорвать треугольник французской обороны. Сначала двум дивизиям Зиапа, спустившимся с гор, вроде бы удалось разрезать французский клин и занять гряду высот к северу от Ханоя, но потом тяжёлые бомбардировки с воздуха рассеяли партизан, отступавших в джунгли. Недавно присланный из Парижа, генерал де Латтр распорядился применить напалмовые бомбы, предоставленные США. Дышавшие непримиримой угрозой джунгли, окутанные враждебным, ядовитым полумраком, трепетавшим среди листвы, внезапно вспыхнули, обнажив корчившиеся в агониях тела сожжённых повстанцев. По просёлочным дорогам с отчаянными криками «Горячо! Горячо!» впервые побежали стайки плачущих навзрыд голых детей.

Генерал де Латтр остался доволен произведённым эффектом. Он саркастично усмехнулся и подправил перед зеркалом свой жёсткий, тугой воротничок. «То ли ещё будет», подумал он. Правительственные круги, при отправке сюда, уже оповестили его о том, что американцы твёрдо обещали выделить от одной до трёх атомных бомб специально для борьбы с Рабоче-крестьянской армией товарища Зиапа. Использование ядерного оружия уже было согласовано лично адмиралом Артуром У. Рэдфордом, главнокомандующим Вооружённых сил США. Но проклятые коммунисты, видимо, не горели в огне. Из пылающих напалмом джунглей в атаку вновь устремились нескончаемые человеческие потоки. Эти люди были словно бы сделаны из другого материала. Эти массы были перекованы мудрой пропагандистской машиной товарища Зиапа, словно бы изваяны им в один колоссальный, высоко трагичный барельеф, украшающий стены тоннеля ненависти и языков пламени, сквозь который он уверенно направлялся прямиком в пантеон величайших героев. Даже умирая, на последнем издыхании, его люди пытались сделать свои последние выстрелы, к тому же нередко поражавшие их цели. Было установлено, что на каждого убитого партизана приходилось где-то по три лишние минуты боя, продолжавшегося им уже после получения смертельного ранения. Склоны холмов зачернели тысячами убитых партизан, оставшихся лежать на обильно пропитанной кровью земле, а тлеющие джунгли продолжали дышать непримиримой угрозой, тая в своих глубинах всепоглощающую тьму, пропитанную смертоубийственной, непримиримой волей к победе.

Но уже на следующее утро на пожарищах зазеленели микроскопические ростки новой жизни, скрытой от человеческих глаз, а находившиеся в резерве свежие дивизии товарища Зиапа нанесли первые удары по силам Иностранного легиона на подступах к Хайфону, главному транспортному узлу колониальных войск. Марокканцы и сенегальцы, побросав свои веера и оружие, в панике бежали под защитную сень портовых оборонительных фортификаций. После артиллерийской и миномётной подготовки, повстанческие силы ворвались в город, где завязались жестокие рукопашные бои. Оттеснённые к береговой линии французские солдаты, не выдержав бешеного, отчаянного натиска начали прыгать в море, пускаясь вплавь к крейсерам своего набожного адмирала. Когда они выныривали, на их головы сыпался град скорострельных очередей из автоматов Калашникова, и они навеки скрывались в жадных пучинах. Тогда на город с неба обрушился гнев эскадр «Мародёров» и «Приватиров», устроивших огненную бурю на его улицах. Но ничто не было способно сломить стальную волю партизан. Если они и отступали, то лишь затем, чтобы вернуться с новыми силами.

13.

Мы с Рене неплохо знали Шолон, как раз потому, что возили сюда продукты для Мари. Так что найти клуб «Осенние колокола» было делом несложным. Мы взяли себе по оранжаду и арендовали столик для пинг-понга. Если бы не увлеклись игрой, время бы тянулось слишком долго. Когда я начал проигрывать одну партию за другой я положил ракетку на стол и вытер вспотевшие ладошки о брюки. Мне нужна была передышка.

– Я в туалет, – объявил я Рене.

Тот насмешливо кивнул.

– Смотри, надолго там не застревай.

Я скорчил ему гримасу и пошёл в туалет. Холодной водой я омыл лицо и потёр виски. Надо было сосредоточиться, ведь мне предстояло самое важное событие моей детской жизни. Но когда я приоткрыл дверь, чтобы вернуться к теннисному столу, мне пришлось быстро и резко её захлопнуть. В клуб как раз заходили шофёр, повар, лакеи и телохранители дяди Нама. Нас выследили! Времени терять было нельзя. Запершись в кабинке, я подтянулся на трубе к подоконнику и, быстро, обдирая кожу на локтях и коленках, ужом выскользнул через форточку и спрыгнул во двор, заполненный пустыми ящиками и деревянными скидами. Юркнув в проход между зданиями, я закоулками выбрался на тротуар и оттуда, смешавшись с толпой, нырнул в ближайшую подворотню напротив. Из безопасности этой подворотни я наблюдал, как Рене послушно садился в машину, а лакеи тем временем рыскали вокруг клуба и расспрашивали хозяина и официантов. Те лишь пожимали плечами.