Транзит Сайгон – Алматы

Утром мы причалили на окраине города Кантхо. Во дворе одной из портовых лавочек мы позавтракали домашним супом «фо бо» с рисовой лапшой. Потом, пока мы прогуливались по набережной в ожидании междугороднего автобуса, дядя Чай объяснил мне, что мы миновали Седьмую зону, самую опасную из всех, и вот-вот переправимся в элитную Восьмую, где находится главное командование партизанских войск Южного Вьетнама. На автовокзале мы без проблем купили билет до Лонгшуэна и беспрепятственно покатили в полупустом автобусе по шоссе регионального значения. Мы выезжали из города как раз мимо завода дяди Нама, как объяснил мне Чай – предприятие выглядело заброшенным. После черты города за окнами потянулись необъятные рисовые плантации с их золотившимися на солнце зрелыми побегами, охраняемые конной охраной, вооружённой «винчестерами». Я подумал, что, наверное, если бы мы случайно забрели на эту территорию, они могли бы запросто убить нас, приняв за расхитителей риса-падди. В отдалении показалось жилище владельцев этих земель, роскошная трёхэтажная вилла, выстроенная полукружьем, в версальском стиле, за которым находилось фамильное кладбище с причудливыми мавзолеями из рыжего кирпича в кхмерском духе. Товарищ Чай пихнул меня локтём в бок и подмигнул.

– А ты знаешь, кому принадлежат эти земли и этот замок? – спросил он. Я покачал головой. – Нет?! Тебе! Это владения твоей матери.

Так вот, куда хотел нас отвезти дядя Нам, когда Сайгон был охвачен боями! Впрочем, сомневаюсь, что нам бы удалось прорваться сюда с ним.

– Значит, после революции, они будут принадлежать народу, – ответил я. Много лет спустя, находясь в СССР, я узнал, что был прав.

Чай, слегка оторопев от моего ответа, тем не менее, счёл нужным согласно закивать головой.

Сойдя в Лонгшуэне под вечер, мы, как и в Сайгоне, незаметно присоединились к разбредавшимся по домам крестьянам из близлежащих деревень. Здесь, конечно же, не было такого большого потока, но люди выглядели менее измотанными жизнью и разговаривали веселее. Проходя с ними через очередную деревню, мы стали свидетелями ещё одной неприятной сцены. Сначала послышались крики: «Ловцы креветок! Ловцы креветок!». Потом прямо у нас на пути выросла, возбуждённая толпа, которая всё продолжала пополняться сельчанами, выбегающими из-за домов. В центре толпы крепкие мужики вели за шиворот безоружного араба в форме Иностранного легиона и тщедушного вьетнамца в шарфике с цветами французского триколора. Их руки были связаны за спиной. Их довели до моста, крича: «Эй вы, наловите нам креветок побольше да пожирнее!». Чай потянул меня за рукав, и мы зашагали дальше в сторону темневшей впереди чащобы, раскинувшейся прямо за деревней.

– Дядя Чай, а что происходит? – спросил я.

– Ничего особенного. Поймали одного палача и одного стукача. Сами виноваты. Нечего было шляться, где не следует. В Восьмой зоне рулим мы, и все жители это знают.

Я оглянулся. Несчастной парочке уже связали ноги и, повесив на шею по валуну, пинками столкнули в реку. После этого толпа крестьян мгновенно рассосалась, должно быть, быстрее, чем успели успокоиться круги на воде.

Мы тем временем уже скрылись в джунглях, где ненасытный мрак поспешно отвоёвывал себе пространство у последних, слабых лучей солнца, уходившего за край света. По пути, то слева, то справа голоса невидимых людей спрашивали у нас из темноты пароль, на который мы давали свой отзыв, пока мы, наконец, не выбрели на полянку заполненную людьми и приветливо залитую светом костров. У одного из костров на развёрнутом пледе, расстеленном на земле, сидела, обняв колени и задумчиво глядя в огонь, красивая женщина в маскировочной одежде. Моя мама. Я бросился было к ней на шею, но она мягко отстранила меня:

– Кто ты, мальчик? – она смотрела на меня, не узнавая.

– Мама, это же я, твой сын, Мишель!

– Мишель?! – она неподдельно удивилась. – Что ты тут делаешь?

В этот момент в круг света отбрасываемого огнём вступила тень, отбрасываемая рослым поджарым мужчиной в военной форме, с закатанными рукавами. Мой отчим. Один из руководящих политработников штаба партизанской армии Южного Вьетнама.

– У тебя очень способный пацан, Май, – сказал он. – Мы отправим его в Кадетскую школу, созданную моим другом, бывшим офицером Иностранного легиона. Там он освоит не только военное дело, но и все другие необходимые дисциплины, даже спорт и музыку.

16.

Вот так я и попал в Девятую зону, на самом Юге Индокитайского полуострова, под Баклю. Я решил взять себе вьетнамское народное имя – Туан, я не хотел больше зваться по-французски Мишелем. Деньки потянулись весёлые и насыщенные. В школе было около сорока детей от двенадцати до шестнадцати лет, в основном дети партизанских командиров. Наш детский взвод разделили на три отряда, как в армии, и каждому выдали оружие. У командира был пистолет, у рядовых по автомату или винтовке. Мы учились и играли.