Транзиция

Теперь, когда все, кто сдерживал Бисквитин, исчезли, она наконец-то обрела свободу. Они позволили ей набрать такую мощь, потому что себя считали умниками, а ее – тупицей. Однако она оказалась не так уж глупа, ведь что бы ни мнили о себе эти люди, они никогда в полной мере не понимали, на что она способна и что прятала от чужих глаз. У нее внутри таилось крепкое ядро – стальная ярость, масштабов которой они даже представить не могли. До сих пор Бисквитин бесстрашно эту силу скрывала и выпустила на волю лишь сейчас, когда они думали использовать ее как оружие, а в итоге она использовала их. То-то же!

Обычные люди, чьи тела были захвачены, внезапно вернулись. Изумленные и растерянные, шатаясь и озираясь, они гадали, что произошло и почему так быстро наступил вечер. Женщина в оранжевом спортивном костюме осмотрелась по сторонам, не обращая никакого внимания на мужчину в кожаной куртке, стоящего в двух шагах от нее. Она развернулась, смерила критическим взглядом странную девушку в махровом халате, похожем на те, что выдают в отелях, протолкнулась мимо нее и растворилась в жужжащей толпе.

А он никуда не делся, отметила Бисквитин. Человек в коричневой куртке, который стоял прямо по центру моста, который чуть ранее отдал коробочку другому мужчине (тот вскоре исчез, причем самостоятельно), который удерживал за руки высокомерную женщину в оранжевом, поглядывая из-за ее плеча, – этот человек остался на месте.

Бисквитин посмотрела на него, прищурившись и насупив брови.

– Эй, а ты не с нашего района, – выставив челюсть, она куснула нижнюю губу.

– Все закончилось. Теперь можешь отдохнуть, – ласково сказал ей мужчина.

Он вообще показался ей очень добрым.

– Это не шутки, Сидни. Это не сутки, Шидни.

– Могу я спросить, как тебя зовут? Бисквитин, я права?

Она встала навытяжку и отдала честь.

– Ать-два, лева-права! Шагом арш – куда-то туда!

– Ты меня помнишь, Бисквитин? Когда мы виделись в прошлый раз, тебя называли Субъектом Семь. Мы с тобой говорили, помнишь?

Бисквитин помотала головой.

– Внимание: наша обвинистрация за действия прошлого куроводства ответственности не несет.

– Неужели ты совсем меня не помнишь?

– Ночью все щетки серы. А где твоя бандана? Я как-то съела такую, только не серую, а горчичневую.

– Ага! – улыбнулся мужчина.

(Теперь Бисквитин поняла. Он сразу показался ей знакомым. Внутри у него сидела женщина. Все выворот-нашиворот!)

– Ну что, – сказала муженщина, – теперь тебе получше?

– Приносим извинения за причиненные удобства.

– Послушай, Седьмая, Бисквитин, мне скоро пора будет уходить. Могу я как-нибудь тебе помочь?

– Да ты в угаре, стиляга! Круто. Горячая тучка.

– Может, прогуляемся? Найдем кафе, сядем за столик, перекусим. Что скажешь?

– Разрази меня гном! Пора смываться, мой старый начайник!

– Я возьму тебя за руку, ты не против?

– Уже многие пытались, Тракли. Оставь меня. Я тебя только задержу. Это приказ, мистер. Давай валить отсюда. Мелкая шпана.

– Все хорошо. Пойдем со мной. Присядем. Ты взбодришься. Я пришлю к тебе помощь.

– Боже. Обратного пути нет, учти. Только не в мою перемену.

– Это будут мои люди, а не те, другие. Тебе не навредят. Обещаю.

– Дело не в тебе, а во мне.

– Давай-ка запахнем халат. Вот так.

– Я несу полную ответственность.

– Вот, так-то лучше.

– Что за жизнь, чувак, что за жизнь!

– Пойдем?

– Наугад.

Эпилог

Пациент 8262

Заканчивается все вот как: ко мне в палату заходит человек. Одет он в черное, на руках – перчатки. Вокруг темно, горят только дежурные лампы в коридоре, однако мужчина меня видит. Я лежу на больничной койке, подголовная секция приподнята; пара трубок и проводки соединяют мое тело с медицинскими приборами. Человека в черном это не волнует: медбрат, который мог бы услышать сигнал тревоги, валяется в конце коридора связанный и с заклеенным ртом; его монитор выключен.

Мужчина закрывает дверь, и в комнате становится еще темнее. Он тихонько, на цыпочках подбирается к изголовью кровати, хотя разбудить меня не так-то просто, ведь врачи дали мне успокоительное – слегка одурманили, чтобы лучше спалось. Незнакомец оглядывает койку, даже в полумраке подмечая, что одеяло и простыни плотно подоткнуты, а я туго спеленут, будто в коконе.

Убедившись, что я неподвижен, мужчина берет свободную подушку, осторожно опускает мне на лицо, а затем резко наваливается сверху, давя ладонями на подушку и локтями прижимая мои руки к койке. Он переносит вес почти целиком на верхнюю часть тела; в пол теперь упираются лишь носки его ботинок.

В первые секунды я не сопротивляюсь. А когда начинаю, незнакомец только ухмыляется. Мои слабые попытки высвободить руки или отбрыкаться ни к чему не приводят. Даже здоровый, сильный парень, будь он накрепко замотан в простыни, вряд ли сбросил бы с себя такую тяжесть.

Последним, отчаянным рывком я пытаюсь выгнуть спину. Человек в черном легко меня усмиряет. Спустя мгновение-другое я падаю без сил и больше не шевелюсь.

Мой противник далеко не глуп – понимает, что я могу притворяться мертвым.