Транзиция

– Если бы да кабы, Теодора. – По воле миссис Малверхилл Эдриан улыбается двум проходящим мимо монахиням – черно-белому вкраплению в безумном многоцветье. – Если думаешь заболтать меня, пока твои бойцы приходят в чувство, – не выйдет. Тэм на нашей стороне, и он уже вырвался отсюда. А у твоей подружки скоро кончится терпение. – Эдриан кивает на Бисквитин, которая буравит взглядом затылок мадам д’Ортолан.

– Что есть, то шесть. Terminé, terminé [65].

– Это не твоя забота. С ней я как-нибудь разберусь.

– Боюсь, уже слишком поздно, – голос Эдриана звучит печально, обреченно. – Ты даже не представляешь, какую кашу заварила, Теодора.

– А ты, конечно, представляешь!

– Да. Как и Тэм, я умею заглядывать за угол.

– До Тэма мы еще доберемся.

– Поздно. Я добралась до него гораздо раньше.

– Не сомневаюсь, дорогуша.

– Мой лучший ученик. Хотя по-настоящему закалила его ты. Все эти миссии… Ты ведь хотела убить его?

– Да.

Миссис Малверхилл приподнимает бровь.

– Что ж, – сухо говорит она. – С чем боролась, на то и напоролась, Теодора. Мы с тобой сделали его особенным. Он далеко пойдет.

– Ыстрее, прошу вас! Пора!

– Не так уж и далеко. Мы его поймаем.

– Скоро не будет никаких «мы», Теодора. Ты окажешься одна, в изгнании.

– Это мы тоже еще увидим.

– И я не про отставку из Совета. Я про то, что вот-вот совершит она. – Миссис Малверхилл кивает в сторону Бисквитин. – Она может всех нас превратить в солипсистов. Ты больше никогда не увидишь Кальбефракию, Теодора.

– Не пытайся меня запугать, дорогуша, – злобно улыбается мадам д’Ортолан.

– Теодора, это дело решенное. Все кончено. Я вижу, куда расходятся дорожки от этого момента, и все они…

– Пошла на хер! – Мадам д’Ортолан снова пытается освободить руки.

Миссис Малверхилл поворачивает Эдриана боком, защищая его промежность.

Бисквитин закатывает глаза.

– Простите за ваш французский. Попрошу не выморжаться. Эй! Я оченьвидно из Биафры, городуша. Я что, похожа на хрюеву эфиофку? Вот су-ушка!

Мадам д’Ортолан ее игнорирует.

Миссис Малверхилл все еще чувствует присутствие Тэмуджина. На мгновение она видит его у барной стойки кафе, на безопасном расстоянии от Бисквитин. Он залпом выпивает эспрессо. Она чувствует, как люди «Надзора» понемногу начинают вспоминать, кто они, где находятся и зачем. Тэмуджин исчезает.

– В добрый путь, – шепчет она.

– Что? – спрашивает мадам д’Ортолан.

– Помогите мне, о генерал Предателюс, на вас моя последняя одежда!

– Да так, ничего, – говорит миссис Малверхилл. – Зачем ты все это делала, Теодора? Власть мы в расчет не берем.

– Ты знаешь зачем.

Миссис Малверхилл улыбается.

– Теперь, кажется, знаю. Но ты не можешь сдерживать это вечно.

– Еще как могу! Вечностей много, и они накладываются друг на друга. И власть тут очень даже при чем, тупая ты сука! Не моя власть – власть человечества в целом. Никакого унижения, подчинения, смешивания культур, встраивания в контекст…

Миссис Малверхилл качает головой Эдриана.

– Так ты и правда расистка, Теодора!

– Я за человеческую расу! – скалится мадам д’Ортолан. – И горжусь этим!

– Зря стараешься. Рано или поздно мы с ними встретимся. Они все равно прилетят. Это неминуемо при любом раскладе.

– Только через их чертовы трупы!

– Скоро это уже не будет в твоей власти.

– Да неужели?

– Неважно, нравится тебе это или нет.

– Не нравится.

– Terminé. Бедлам!

Миссис Малверхилл глядит из-за плеча мадам д’Ортолан на девушку в белом халате и голосом Эдриана произносит:

– Прощай, Теодора!

С этими словами она выпускает запястья женщины в оранжевом и легонько толкает ее в кипучую толпу.

Бисквитин, которой все надоело, говорит:

– Так убирайтесь же прочь, вы все!

Бисквитин

И в мгновение ока они убрались – рассыпались по реальностям, в которые она их отправила; все люди на планете, кто был связан с «Надзором» – за исключением двоих, – исчезли, вырванные с корнем и разбросанные по разным судьбам. Лишь немногие смогли отчасти повлиять на этот выбор – те, кому хватило времени и ума сообразить, что происходит, и кому Бисквитин позволила хотя бы отчасти контролировать свою межпространственную траекторию. Остальные же, ничего не понимая и ни на что не в силах повлиять, очутились там, куда их выслали, – причем некоторые отнюдь не случайно.

Личность, называвшая себя мадам д’Ортолан, была отправлена куда подальше с особым удовольствием и в то же время – с толикой циничного безразличия. Бисквитин, конечно, не позволила ей влиять на выбор пункта назначения, но и сама ее дальнейшей судьбой не озаботилась. Достаточно было дать ей понять, что власть – это еще не все; что ее выбросили, отвергли и что какая-то убогая чудачка не сочла ее достойной даже малейшего внимания. Для мадам д’Ортолан это было хуже любой продуманной кары.