Транзиция

Другие делали ей больно. Они таскали с собой папки, электрические штуковины и фонарики, которыми светили ей в глаза, а еще маленькие коробочки, твердые и увесистые, в которые говорили. С помощью стеклянных штук под названием «шприцы» Другие впрыскивали в нее разные жидкости. А еще они цепляли к ней проводки. Много проводков. Трубочки тоже. Но в основном проводки. Трубочки жалили сильнее, чем проводки, но и проводки могли ужалить будь здоров. Все Другие носили белые халаты или бледно-голубую форму.

Боль обычно жгла огнем вены. Хотя ей причиняли и другие виды боли. Бывало всякое.

Некоторые из Других носили не белые халаты, не голубую форму, а одежду обычных людей. Эти просто садились вокруг нее и смотрели. Ей казалось, что они могут проделывать разное прямо у нее в голове. Когда она пыталась проложить себе мысленную дорогу прочь – убежать тем способом, который помогал ей прежде, – сидящие кружком закрывали глаза, или сжимали кулаки, или вдруг наклонялись вперед, и таким образом проникали к ней в голову, доставая ее из единственного места, где она чувствовала себя спокойно, где хотя бы на время стихала боль.

Даже бодрствуя, она слышала голоса и видела призраков. По ночам ей в кровь вводили жидкости, она засыпала и видела страшные сны. Вначале у нее оставалось совсем мало времени, чтобы наблюдать за женщинами с щетками и говорить с ними: сон накатывал слишком быстро, забирая туда, где таились кошмары. Она даже думала, что женщины с щетками – это часть дурных снов. Но постепенно, ночь за ночью, она училась оставаться в сознании чуть дольше, прежде чем провалиться в сон.

А может, женщины с щетками стали приходить раньше – кто знает?

После того как ей перед сном вводили жидкости, один из Других приходил ее проверить. Она стала делать вид, что спит. Наутро, когда ее будили, чтобы помыть и покормить перед тем, как снова проделывать с ней разные вещи, она тоже притворялась спящей. Тогда вечером, прежде чем выключить свет, они стали помещать меньше жидкости в шприц. Теперь ночью она по-прежнему прикидывалась спящей, но утром вставала вовремя. Других, похоже, это устраивало. Она была счастлива, потому что могла наблюдать за женщинами и их щетками.

Она пыталась заговорить с женщинами, но они не обращали внимания, а если все-таки обращали – говорили на другом языке.

Впрочем, одна из них вдруг изменилась и начала ее понимать, беседовать с ней. Эта женщина всегда убирала волосы под серый платок.

Она не сомневалась, что эта женщина сначала тоже не могла говорить с ней на одном языке, поэтому удивилась, когда беседа вдруг стала получаться. Это было хорошо. Впрочем, даже теперь она не понимала всего, что говорила женщина с щеткой. Порой казалось, что женщина говорит сама с собой или использует мудреные, загадочные слова, которые произносили Другие – те, кто причиняет боль.

Иногда женщина в сером платке вновь прекращала с ней разговаривать или переставала ее понимать.

Это сбивало с толку.

В те ночи, когда разговор клеился, женщина в сером платке казалось другой, нежели в ночи, когда они не разговаривали. Иначе ходила, иначе стояла. Когда рядом был орущий мужчина, женщина в сером платке всегда вела себя одинаково, а как только он уходил – женщина немного менялась, как будто хотела поговорить.

Возможно, больше никто этих перемен не замечал, но она замечала. Она умела считывать такие вещи. Она была особенной и могла видеть то, чего не видят остальные. У нее были и другие необычные навыки, которые ее выделяли, делали хуже в сравнении с прочими. Из-за них ее называли Трудным-Ребенком, Сложнообучаемой, Особенной-в-Развитии и Социально-Неполноценной, а затем и вовсе признали Психически-Неуравновешенной и Опасной-для-Самой-Себя-и-Окружающих (насколько она поняла, окружающие всегда старались защитить себя).

В конце концов из-за всего этого у нее произошел Срыв, и ее Незамедлительно и На-Неопределенный-Срок приговорили к Содержанию-в-Специальных-Учреждениях, в одном из которых она сейчас и находилась. Сперва она попала в больницу, напоминавшую тюрьму. Затем в другую – похожую, но не совсем. И наконец, в это место, которое оказалось хуже любых больниц-тюрем, потому что здесь люди, от которых она ждала заботы, делали ей больно. Хуже того, она не могла даже использовать свои особые таланты, чтобы избежать мучений.

К тому же она не могла давать сдачи. Не могла причинять боль своим мучителям из-за людей в обычной одежде, которые сидели кружком, наблюдали за ней и щурились, сжимали кулаки, наклонялись ближе. А может, сил ее лишали жидкости из шприцев. Они ее усыпляли или делали слишком вялой, мешая думать и четко прицеливаться.

Вот некоторые вещи, которые говорила ей женщина в сером платке: