Сам Цинна, без всяких препятствий, склонил к нарушению присяги легион Аппия Клавдия Пульхра, расположенный в окрестностях Нолы, Суровый и надменный Аппий Клавдий, который все еще в тайне от всех глубоко переживал смерть своей жены и судьбу шестерых детей, расстался со своим командованием, даже не попытавшись привлечь солдат на свою сторону. Он просто сел на коня и поскакал к Метеллу Пию в Эзернию.
То, что Цинна поступил правильно, взяв с собой Квинта Сертория, он понял, когда достиг Нолы. Рожденный, чтобы быть военным, Серторий имел завидную репутацию среди рядовых солдат, которая сохранилась на протяжении почти двадцати лет; он получил Травяной венок в Испании, и дюжину венков поменьше в кампании против нумидийцев и германцев; он был кузеном Гая Мария, и этот самый легион он лично набрал в Италийской Галлии три года назад. Люди его хорошо знали и любили. И не любили Аппия Клавдия.
Цинна, Серторий, Марк Марий Гратидиан и упомянутый легион отправились в Рим. Открылись ворота Нолы, и множество тяжело вооруженных самнитов последовали за ними по Попиллиевой дороге, но не для того, чтобы атаковать, а для того, чтобы присоединиться к ним. Когда они достигли пересечения с Аппиевой дорогой на Капую, уже каждый новоиспеченный рекрут, каждый гладиатор и каждый хорошо обученный центурион был распределен по легионам и держался своего орла. Теперь армия Цинны насчитывала двадцать тысяч человек. А между Капуей и небольшим городком Лабиком, расположенным на Латинской дороге, к Цинне присоединились и четыре трибуна, которые уже побывали везде, где могли, и привели ему еще десять тысяч человек.
Стоял октябрь, и Рим уже находился совсем рядом. Агенты Цинны сообщали ему, что в городе паника, что Октавий написал Помпею Страбону, умоляя того прибыть и стать на его сторону; и – что самое удивительное – не кто иной, как Гай Марий высадился на побережье Этрурии в местечке Теламон, примыкающем к его собственным, огромным поместьям. Последняя из этих новостей привела Цинну в восторг, особенно когда его агенты дополнили это сообщением, что жители Этрурии и Умбрии вливаются в ряды Мария, который выступил в поход по Аврелиевой дороге в направлении к Риму.
– Прекрасные новости! – сказал Цинна Квинту Серторию. – Теперь, когда Гай Марий вернулся в Италию, все будет сделано за считанные дни. Поскольку ты знаешь его лучше, чем мы, отыщи его и расскажи о нашем расположении. Попытайся также выяснить его собственные планы. Собирается ли он брать Остию, или обойдет ее и направится прямо на Рим? Постарайся его уверить в том, что если бы я мог, то соединил бы наши армии – и боевые действия! – на ватиканской стороне реки. Я не собираюсь пересекать с войсками pomerium и подражать в этом Луцию Сулле. Найди его, Квинт Серторий, и скажи, как я рад, что он снова в Италии! – Цинна подумал и добавил: – Скажи также, что я буду посылать ему каждый запасной комплект доспехов, которым буду сам располагать, прежде чем он достигнет Остии.
Серторий нашел Мария возле небольшого местечка Фрегены, в нескольких стадиях севернее Остии; и если туда он доехал весьма быстро, то назад помчался с еще большей скоростью. Он ворвался в маленький дом, который Цинна отвел под свой временный командный пункт, и затараторил прежде, чем удивленный Цинна открыл рот для приветствия.
– Луций Цинна, умоляю тебя, напиши Гаю Марию и прикажи ему распустить своих людей или передать их под твое командование, – лицо у Сертория было перекошенным. – Прикажи ему вести себя, как частному лицу, которым он и является, прикажи ему распустить армию, прикажи ему вернуться в свое поместье и, подобно другим частным лицам, дожидаться там исхода событий.
– Что с тобой стряслось? – спросил Цинна, едва веря собственным ушам. – Как можешь именно ты говорить такие вещи? Гай Марий для нас крайне необходим!
Если его войска займут передовые линии, то мы просто не сможем потерпеть поражение.
– Луций Цинна, это Марий не сможет потерпеть поражение! – вскричал Серторий. – Я говорю тебе искренне, если ты позволишь Гаю Марию принять участие в этой борьбе, то пожалеешь о том, что сделал. Это не будет победой Луция Цинны, и не Луций Цинна окажется во главе Рима, а Гай Марий! Я только что видел его и говорил с ним. Он стар, он ожесточен, он не в себе. Прикажи ему вернуться в его поместье как частному лицу, прошу тебя!
– Что ты имеешь в виду, говоря, что он «не в себе»?
– Только то, что сказал. Он сумасшедший.
– Н-да, но это не то, о чем говорят мои агенты, которые находятся рядом с ним, Квинт Серторий. Они уверяют, что он все прекрасно организовал, как, впрочем, и всегда, и отправился к Остии, имея великолепный план, – почему же ты говоришь, что он свихнулся? Он невнятно разговаривает? Он бесится или бредит? Мои агенты не были так близки с ним, как ты, но они наверняка бы заметили какие-то признаки. – Цинна проговорил все это с явным скепсисом.