– Он не бесится, не бредит, и разговаривает внятно. И он также не забыл, как управлять и маневрировать армией. Но я знаю Гая Мария с семнадцати лет и говорю тебе со всей искренностью, что это не тот Гай Марий, которого я знаю! Он стар, ожесточен и жаждет мести. Он совершенно одержим предсказанной ему судьбой. Ты не можешь доверять ему, Луций Цинна! Он покончит с тобой, как только Рим будет захвачен, и сделает это во имя достижения собственных целей. – Серторий передохнул и продолжал: – Молодой Марий прислал сказать тебе то же самое. Не давай его отцу никакой власти, он сумасшедший!
– Я думаю, что вы оба преувеличиваете, – заметил Цинна.
– Ошибаешься.
Цинна с сомнением покачал головой и потянул к себе бумаги.
– Подумай, Квинт Серторий, и убедись в том, что мне нужен Гай Марий! Если он настолько стар и помешан, как ты говорил только что, то как он сумеет угрожать мне или Риму? Я возложу на него проконсульские полномочия и добьюсь, что сенат утвердит их позднее, а затем использую его – он будет прикрывать меня с запада.
– Ты пожалеешь об этом дне!
– Ерунда, – заявил Цинна, принимаясь писать.
Серторий постоял какое-то мгновение, смотря на его склоненную голову, потом повернулся и вышел.
Получив уверения Мария в том, что он возьмет Остию и поднимется вверх по Тибру до лагеря Ватикана, Цинна разделил свои силы на три группы, по десять тысяч человек в каждой, и выступил из Лабика. Первая группа, которой было приказано занять Ватиканскую равнину, находилась под командованием Гнея Папирия Карбона, победителя Лукании и кузена плебейского трибуна Карбона Арвина; вторая группа, которая должна была занять лагерь Марция (это были единственные войска Цинны, располагавшиеся на том же берегу реки что и город), находилась под командованием Квинта Сертория; и, наконец, третья группа, которой командовал сам Цинна, размещалась внизу северного фланга Яникулского холма. Если бы явился Марий, ему пришлось бы подняться на южную сторону Яникула.
Тем не менее существовало одно препятствие. Средняя часть и высоты Яникула были местом нахождения римского гарнизона, и Гнею Октавию хватило здравого смысла направить тех волонтеров, которых он смог набрать в городе, для усиления Яникулской крепости. Так что между армией Цинны (которая перешла реку по Мульвийскому мосту) и теми силами, что должен был привести Марий из Остии, стояла эта грозная крепость с ее несколькими тысячами защитников и превосходными укреплениями, отремонтированными в те времена, когда германцам так нравилось опустошать Италию.
Казалось, что наличия такого неприступного гарнизона на дальней стороне Тибра было недостаточно, но тут появился Помпей Страбон из Пицена со всеми своими четырьмя легионами. Они заняли позиции, не доходя Коллинских ворот. За исключением легиона из Нолы, возглавляемого Серторием, только войска Помпея Страбона имели богатый опыт участия в боевых действиях и, таким образом, представляли главную и наиболее опасную силу. Лишь Пинцийский холм с его садами отделял Помпея Страбона от Сертория. Шестнадцать дней Цинна сидел за укрепленным частоколом и ожидал атаки Помпея на один из трех своих лагерей; он, естественно, предположил, что Помпей постарается напасть до прихода Гая Мария. Квинт Серторий основательно окопался в лагере Марция. Но ни один из противников не двигался и не пытался что-либо предпринять.
Тем временем Марий продвигался вперед, не встречая никакого сопротивления. Подстрекаемая к этому собственным квестором, Остия распахнула ворота, как только показалась армия Мария. Его были готовы приветствовать с радостью и с широко открытыми объятиями, как героя, но этот герой повел себя с жестоким безразличием и позволил своей армии, состоявшей главным образом из рабов или вольноотпущенников (что было одним из тех факторов, которые так возмутили Сертория во время его посещения Мария), разграбить город. Марий был ко всему слеп и глух и даже не пытался пресечь безумство и жестокость своего разношерстного войска; его внимание и энергия были прикованы к тому, как перегородить устье Тибра, чтобы полностью перекрыть путь баржам с зерном, которые снабжали Рим. Даже когда он был готов отправиться маршем по Кампанской дороге в Рим, то и тогда ничего не сделал, чтобы облегчить страдания Остии.
Этот год в Центральной Италии выдался засушливым и, оставшегося от прошлогодней зимы снега на вершинах Апеннин было крайне мало. В результате чего уровень воды в Тибре понижался, и многие из небольших притоков, которые питали его на протяжении всего течения, высохли прежде, чем закончилось лето. Конец октября в этом году фактически оказался границей между летом и осенью, погода все еще стояла очень жаркая, когда все эти небольшие армии сошлись вокруг Рима, окружив его с трех сторон. Африканский и сицилийский урожаи уже созрели, но корабли, которые поставляли пшеницу, только начали прибывать в Остию; зернохранилища Рима были почти пусты.