Третья пуля

-Такими делами мы занимаемся очень неохотно, но мы не хотим, чтобы он послал войска вторгнуться на Кубу или куда-нибудь ещё, а он выказывает признаки нестабильности, недостатка суждений и откровенной имбецильности. Он слишком управляем и безрассудно амбициозен, у него нет моральных принципов. Искрит так, что может зажечь атомную войну. Его следует остановить, а вашу нацию должен возглавить ответственный лидер. Алек, тебе следует понять, что нажимая на спуск, ты не уничтожаешь, а созидаешь.

-Да, да, я понимаю.

Естественно, он не понимал, а я попросту дурачился, швыряя последнюю гранату в свою же упорствующую оборону, споря с самим собой.

-Алек, раз уж ты за это взялся, то сделать всё нужно абсолютно чётко. Мы обеспечим тебе отход, устроим место, чтобы отсидеться и вытащим из страны, а потом доставим в Гавану, к славе, где ты по праву займёшь место среди борцов-революционеров. Примерно через год мы доставим к тебе жену и детей, но мы гарантируем тебе это лишь в случае строго следования условиям. Ты понимаешь?

-Я согласен, согласен. Я слышу. Если дойдёт до этого, живым я не сдамся. Возьму с собой пистолет[221] и погибну, отстреливаясь, умру за…

-Нет, нет, нет,– я боялся, что этот идиот пойдёт вразнос по Далласу, стреляя куда попало. – Тебе нельзя брать пистолет, поверь,– я на ходу слепил подходящее враньё, чтобы отговорить его,– если ты убил президента по политическим мотивам, исходя из своих идеалов– какими извращёнными они не находили бы их – то даже если тебя схватят как преступника, но всё же будут уважать, в тебе увидят достоинство и смелость. А вот если при этом ещё убьёшь почтальона или домохозяйку, то станешь очередным негром-убийцей, чьей казни на электрическом стуле даже его дети порадуются. Ты ведь не хочешь этого? Так что пистолет оставь дома и поклянись мне, что не причинишь вреда никому, кроме своей цели. Мы настаиваем на такой дисциплине, потому что мы не мясники, мы учёные-марксисты.

-Да, сэр,– сказал он.

-Расскажи мне, как ты поступишь.

Он выложил весь расклад. Завтра вечером, во вторник, он съездит домой и заберёт винтовку, разобрав её, чтобы можно было спрятать и пронести в здание в бумажном свёртке так, чтобы никто не обратил бы внимания. Он поднимется на шестой этаж, который обычно пустует, поскольку там просто хранится всякое. Расположится так, чтобы видеть Элм, проходящую через площадь Дили к тройной эстакаде и выстрелит в президента, когда тот будет проезжать.

-Из какого окна ты будешь стрелять?

-Что?

-Из какого окна? Можно любое выбрать, так какое же ты выберешь?

-Ну… думаю, из среднего.

-Почему?

-Оно посередине.

-Отличное объяснение. Ты гений. Где именно на Элм будет находиться президент в момент твоего выстрела? Это определяющий фактор в выборе окна. На месте будет поздно решать, ничего хорошего не выйдет.

-В каком месте мне нужно выстрелить в него?

-Ты знаешь, как относительно улицы располагается здание.

-Я…я не знаю. Какое ни выбери…

-Ты идиот. Тебе нужно, чтобы он был ближе всего, двигаясь медленнее всего. Ответ даст тебе любая карта. В каком месте он будет ближе всего и замедлится при этом? Потому-то ты такой неудачник, Алек. Ты не думаешь, а пускаешь все на самотёк!

Он потупил взгляд, пристыженный, но тут я увидел, как его тупое лицо озарилось. Бинго! Эврика!

-Когда он будет поворачивать! Поворот с Хьюстон на Элм очень крутой!

-Отлично. Там поворот в сто двадцать градусов. Машина длинная, так что пройдёт поворот медленно, практически замерев. Он будет ясно виден с расстояния в семьдесят пять футов, любой идиот попадёт.

-Я не идиот,– сказал он. – Конечно, я ошибаюсь, но все…

-Какое окно, Алек?

-Угловое. Ближайшее к нему. Если бы я планировал стрелять в него, когда он будет уже на Элм, то сдвинулся бы к следующим окнам дальше по Элм.

-Замечательно,– сказал я, радуясь тому, что он разгадал элементарную загадку (с чем, однако, не справились теоретики-конспираторы, следует добавить) и я мог заслуженно похвалить его, подняв боевой дух. – Выстрелишь, когда он будет рядом, практически замрёт на месте. Единственный выстрел в центр груди. Ничего сложного.

-Как рыба в бочке,– сказал он по-английски с жуткой ухмылкой.