Третий глаз

Когда скрипнула дверь, незапертая и даже не плотно затворенная, он полулежал на диване. Даша вошла не сразу. Опасаясь воров, осторожно заглянула в комнату: муж был в плаще. Лука встал. В коротенькой юбочке, с обнаженной шеей, Даша очень хороша и соблазнительна для любого мужчины. Лука молча поцеловал ее в губы; она растерялась, не умела ни кинуться к мужу на грудь с беспечным воркованьем, ни одарить лукавым поцелуем или шуткой. Давние знакомые, позабывшие привычки друг друга. Он прикоснулся ладошкой к ее спине, она ловко увернулась. Изящна, хрупка и легка в движениях, а он неповоротлив и тяжеловесен. Смуглое у нее лицо, с персиковым румянцем щек, губы не то улыбаются, не то подергиваются, взгляд настороженно-холодный. «Неужели начнет сейчас врать?» А она, в свою очередь, подумала: «Откуда он взялся?» — и машинально закрыла воротничком кофточки шею. «Что там такое?» — повнимательнее вглядывался он в ее шею с голубой жилкой. Опять натягивала ткань блузки на шею. Он осторожно коснулся рукой выреза блузы, еще раз, и злоба ударила ему в пятки, передалась всему телу, заметил, как в глазах ее полыхнул страх, откачнула голову назад.

— Что с тобой? — Не увидел на коже следов чужих поцелуев; силой привлек ее на диван, чтобы разглядеть шею; Даша вырывалась, хватаясь руками за воздух.

— Посиди! — Потянул ее за юбочку, в тот же момент она выскользнула, дико глянула на него, судорожно засмеялась и убежала в кухню.

— Ужин приготовлю.

Вошел в кухню. Наблюдал за движениями голых локтей, за тонкими пальцами, которые отыскали где-то яички, сковороду, колбасу, все соединили с огнем газовой конфорки, и ужин уже пузырился, шипел и фыркал.

В ванной, ткнувшись в зеркальце, Лука не порадовался серости своего лица; да и волосы, как солома, стриженные под бобрик, торчали, расческа их не ровняла, лишь взъерошивала. Его облик жене нехорош. Выглянул в дверь, предупредил, что полез мыться. Разделся, стал обливаться обжигающей мускулы, успокаивающей водой. Выйдя из ванной, заметил: в скобе заткнуто махровое полотенце — постеснялась жена подать его в двери. М-да…

Даша уже переодета в темную простенькую кофточку с высоким воротом; пол в комнате и в коридоре освежен, сверкает от оставшейся влаги. «Замывает улики!» — молча осматривал жилище. Распаренный, с покрасневшими ушами, приблизился к кухонному столу. Жена прятала от него взгляд, чего-то стыдилась.

Кухня крохотная. Стены и низкий потолок давили. Дотронувшись пальцем до кончика своего носа, повертел головой:

— Фу, нерусским духом пахнет… Она неопределенно пожала плечами.

— Табаком пахнет. — Смотрел на Дашу в упор.

Даша отвернулась, драила в раковине металлической мочалкой дюралевую кастрюлю, казалось, что скоблит ногтями — жуткий, скыркающий, царапающий душу звук. Приехал — и никакого в семье праздника.

— Не куришь тут без меня? — откусил кончик огурца, подвернувшийся ему на тарелке, заехал вилкой в яичницу. — Гуляла?

Подняла голову: обветренная кожа на его лбу сбежалась гармошкой, злоба искривила губы, сейчас он мазнет ее наотмашь фалангой по подбородку — и она рухнет перед ним… Даша подобралась.

— Не молчи! Завела кого-то? — рявкнул он.

Ел соленые огурцы с яичницей, каменел лицом, челюсти его ровно сжимались и разжимались, натягивали кожу скул; ел стоя, не присаживаясь на табурет, зло поглядывал на неподвижную, маленькую, приготовившуюся бежать жену.

— Кто мой заместитель? — Жуя, потрепал подбородок Даши шершавыми пальцами, отвернулся и сердито поторопил — Давай, давай, говори… куплю хахаля. — Захлебнулся сухим, отрывистым смехом.

Выронила из рук кастрюлю — посудина звонко ударилась об пол, укатилась под стол, — захлестнула глаза руками, замерла. «Зот ему посигналил, на меня донес! Паша ушел утром, позавчера утром… У него жена приехала».

— Не люблю тебя, — закрылась ладонью, глянула на мужа сквозь пальцы, решительно шагнула из кухни в комнату с намерением бежать из квартиры: Павел не даст ее в обиду, он мудрее ее мужа, она свободная, самостоятельная женщина — сама кормит себя и заботится о ребенке; она не какая-нибудь там, она просто другого любит… Выскочить в коридорчик не успела; муж барсом прыгнул, опередил ее и, самодовольно хмыкнув, подхватил на обе руки. Смеялся каменным смехом.

— А с сыном как же? — Сел на диван рядом с ней. Могла бы закричать, но он не бьет ее, а гладит машинально по плечу наждачным бруском ладони.

— Сын — мой! — всхлипнула, закрылась локтем.

— Любовник на тебе женится? — хладнокровно произнес Лука.

«Он не любовник, он — любимый!» — хотелось защитить чистоту своего чувства к Павлу. «Женится ли он на мне?» — впервые спросила себя.

— Ты забросил дом, у тебя я как домработница. А он если и не женится, так хоть рядом, — пролепетала она.

— Рядом? — выцветшие ресницы моргали быстро.